— Нам лекции про своих зомбей читать не надо, — нетерпеливо поглядывая на закрытый занавесками вход в опочивальню, вновь перебил его Круглов. — Конкретно, по существу еще что-то есть?

— В общем, — поспешил добавить Фердинанд «конкретное, по существу», — вам осталось самое простое — забраться внутрь горы и включить радиобомбу, когда все некроботы будут в лаборатории.

— А еще принцессу мимоходом спасти, — наморщив лоб, невесело добавил прапорщик. — Действительно пустяки.

Не затягивая прощание с «чудовищем и красавицей», отряд покинул гостеприимный с недавних пор дом на утиных ногах и продолжил свою миссию.

На пустынном берегу Угрюм-реки стоял расписной терем, а рядом на завалинке, распаривая ноги в полуразбитом корыте с горячей водой, сидел его хозяин, потомственный паромщик Харитон Герасимович Бульбуль. (Но своей фамилией он хвастаться не любил, она в свое время почему-то отпугивала потенциальных клиентов, поэтому Харитон представлялся отчеством вместо фамилии, делая ударение на «о», так звучало и намного солиднее, и менее подозрительно).

Его дед, которого по отцовским рассказам он знал как просто Старика, обосновавшегося на этом месте в стародавние времена, поначалу занимался рыбачьим промыслом, но потом неожиданно разбогател, приобрел новое корыто для бабушки, которая в батиных мемуарах проходила под именем Старуха, затем справил новую лодку, обновил избу, непонятно на какие средства отгрохал двухэтажный терем с балконом, а однажды, вернувшийся с очередной рыбалки почему-то радостный, дед Старик поведал тогда еще совсем малышу Герасиму, что их мама стала «владычицей речной». То ли «владычица» неважная из нее получилась, то ли духи реки оскорбились такому «подарку» (что там под толщей воды творится, кто знает), но с той поры рыба в реке пошла на убыль, зато много людей стало тонуть в ней. Рыбак ли, прачка с бельем или пловец какой — всех река забирала в свои омуты. Испугался народ реки ненасытной и прозвал ее Угрюмой, а вскоре и вовсе покинул берега ее. Только Старик да сын его Герасим остались жить на ней, занявшись перевозкой путников с берега на берег. Их, на удивление, Угрюм-река не трогала. Тем и жили.

На свое совершеннолетие, узнав правду от пьяного отца, по чьему умыслу утопла родительница, Герасим со словами «не мычи, собака» вывез Старика на середину реки и единогласно назначил того «владыкой», то бишь отправил за супругой.

Еще пуще рассердилась Угрюм-река, не давала никому без опаски к воде подойти, и лишь Герасим плавал на лодке от берега к берегу, без проблем перевозя грузы и путников, соответственно за хорошее вознаграждение.

Однажды к его терему подъехал цыганский табор с намерением перекочевать со всем своим скарбом на тот берег. За свои хлопоты Герасим затребовал немало. Переводя такие деньги в цыганскую валюту, получалось пять лошадей, три коровы и двенадцать с половиной кур крупными купюрами, э-э, — экземплярами. Такой «суммы» у «бедных» цыганских баронов не нашлось, и они предложили паромщику в качестве вознаграждения за труды свою «лучшую танцовщицу» Алину, и не абы как, а в качестве «трудолюбивой, заботливой и, вах какой красавицы-жены». Недолго думая Герасим согласился, понимая, что все равно из-за страха перед рекой за него никто не пойдет, а без бабы тяжко. Правда, Алина в основном пританцовывала, когда по нужде хотела, зато на нервах играла просто загляденье. Поэтому вскоре после появления на свет Харитона Герасим, поссорившись с супругой, в очередной раз проклял весь табор с его лошадьми и не нашел ничего лучше, как отправить Алину к свекру и свекрови, а вскоре, не без помощи возмужавшего сына, и сам опустился на дно. Можно представить, что стало твориться с Угрюм-рекой. С тех пор совсем плохи дела стали на переправе. А когда стали появляться с противоположного берега скрипучие лыцари, без вреда для себя перебиравшиеся через водную преграду по дну реки, бизнес Харитона совсем заглох. Оттуда ему никто уже не кричал «Эй, греби сюда!» и здесь уже его не уговаривали «грести отсюда», и хотя он никогда не греб на лодке, заговоренной его матерью-цыганкой на заветное слово, сейчас бы он с великой радостью взялся и за весла. Краска на расписном тереме обшарпалась, лодка, качавшаяся у причала, обрастала водорослями, а корыто треснуло сбоку и годилось теперь только для профилактики ревматизма.

Харитон долил в корыто кипятку из пыхтевшего рядом самовара и, зажмурившись от удовольствия, откинулся на плетень.

— День добрый! — как гром с ясного неба прозвучало у него над головой. — Не вы случайно перевозками занимаетесь?

Харитон открыл глаза. Вокруг него, будто из-под земли выросшие, стояли три то ли богатыря, то ли разбойника, но точно не купцы с товаром, а за плетнем копошился еще кто-то четвертый.

— Что значится, «случайно»? — с неприязнью ответил паромщик, коли не купцы, а богатыри или разбойники, то с них и брать нечего, еще самого раскошелиться заставят. Чтобы не накалять обстановку, он представился: — Харитон ГерасимОвич — потомственный лодочник-переправщик, чартерные рейсы через Угрюм-реку. А вы чьих будете?

— А мы всех будем, — неопределенно ответил человек в пятнистой одеже, похожий в ней на лесного беса. — Переправиться нам надо.

— Надо? Плыви, — разрешил Харитон. — Я что, держу вас?

— Нет, я серьезно, перекинь нас туда. — Круглов, а это был, естественно, он, начинал сердиться. — У нас дело важное.

— У всех важные дела, ежели к проклятой реке приходят, — развел руками лодочник. — Потому и стоит переправушка дорого.

Поняв, куда клонит паромщик, Алексей избрал другую тактику.

— Так что же ты, Харитон Герасимович, дупло дуплишь, — примирительно произнес прапорщик.

— ГерасимОвич! — поправил его лодочник.

— Харитон ГерасимОвич, — выразительно произнес Алексей, — ты бы сразу цену назвал.

— Так что с вас взять? — помягчав, ответил Харитон. — Вы же не купцы. С вас брать нечего.

— Как нечего? — Круглов похлопал себя по карманам и осмотрел товарищей. — Вот.

Он снял с себя часы с компасом на ремешке и протянул их паромщику:

— «Командирские», с автоподзаводом.

Братья Лычко (кто, кроме них, мог сопровождать Круглова) в подтверждение его слов дружно закивали головами, будто понимали, о чем речь. Будто понимая, что ему предлагают, Харитон с важным видом принял часы из рук Алексея и, осмотрев их, цыкнул:

— Мало! — Он подлил кипятку в корыто и протянул часы обратно. — Еще десять рублей сверху, или проваливайте.

— Так тут и компас, — показал Леха на магнитную стрелку. — Плутать не будешь.

— Ерунда, — усмехнулся Харитон, чувствовал, что ли, что дурят. — Мне он ни к чему.

— А может, у тебя лодку экспроприировать? — начал заводиться Круглов, но, увидев только непонимающий взгляд, разъяснил смысл сказанного: — Я говорю, ввиду служебной необходимости мы изымем у тебя средство передвижения силой.