– Вычеркните из своего блокнота пометку, что вам надо повидаться со мной. – Он говорил удивительно тихим и высоким для человека его размеров голосом.

Маркхэм встал и, пожав ему руку, представил его Вансу и мне – хотя, кажется, одно время Ванс был с ним немного знаком. Кливер взял стул, предложенный Маркхэмом, уселся и, достав сигару, тщательно обрезал кончик золотыми маленькими ножницами, висевшими на тяжелой часовой цепочке, провел губами по сигаре, чтобы смочить ее, и с наслаждением затянулся.

– Простите, что беспокою вас, м-р Кливер, – начал Маркхэм, – но как вы, возможно, знаете из газет, молодая женщина по имени Маргарет Оделл убита вчера вечером в своей квартире на 71-й улице.

Он замолчал. Казалось, он обдумывал, как получше подойти к самому щекотливому предмету разговора, а может быть, надеялся, что Кливер сам подтвердит факт своего знакомства с девушкой. Но ни один мускул на лице того не дрогнул и через мгновение Маркхэм продолжал.

– Наводя справки о жизни Маргарет Оделл, я выяснил, что в числе ее близких знакомых были и вы.

Он опять остановился. Кливер чуть заметно поднял брови, но ничего не сказал.

– Дело в том, – продолжал Маркхэм, слегка раздраженный осмотрительным выжиданием Кливера, – что вас видели с ней много раз в течение почти двух лет. Естественно, я заключил, что ваш интерес к мисс Оделл был не случаен.

– Да?

– Да, – отозвался Маркхэм. – Могу добавить, м-р Кливер, что сейчас не стоит уклоняться от ответов. Я говорю с вами в значительной степени неофициально, так как полагаю, что вы могли бы помочь мне в расследовании этого дела. Могу сообщить вам, что один человек уже находится у нас под серьезным подозрением и мы намереваемся арестовать его в ближайшие дни. Но, во всяком случае, мы нуждаемся в помощи и именно поэтому я попрошу вас уделить мне несколько минут.

– А как я могу вам помочь? – лицо Кливера было неподвижным, на нем шевелились только губы, когда он говорил.

– Зная молодую женщину так хорошо, – терпеливо объяснил Маркхэм, – вы, конечно, располагаете некоторыми сведениями из ее личной жизни, которые помогли бы пролить свет на это зверское убийство.

Кливер молчал некоторое время. Он перевел глаза на стену прямо перед собой, но больше не шевельнул ни одним членом.

– Боюсь, что не смогу быть вам полезным, – сказал он наконец.

– Вы ведете себя не так, как можно было ожидать от человека, совесть которого вполне чиста, – заметил Маркхэм с раздражением.

Кливер устремил на прокурора пытливый взгляд.

– Какое отношение имеет то, что я эту девушку знал, к убийству? Она не сообщила мне, кто ее должен убить. Она даже не говорила мне, что знала кого-то, кто намеревался задушить ее. Если бы она знала об этом, она, вероятно, сумела бы этого избежать.

Ванс сидел рядом со мной, немного на отлете от остальных, перегнувшись ко мне, он прошептал мне на ухо:

– Маркхэм против другого юриста – бедняжка. Незавидное положение.

Но как бы неблагоприятно ни началась для Маркхэма эта стычка, она скоро превратилась в жестокий бой, в результате которого Кливер полностью капитулировал. Маркхэм, несмотря на свою мягкость и вежливость, был беспощадным и находчивым противником и скоро выудил из Кливера важные сведения. В ответ на его уклончивое ироническое возражение Маркхэм быстро выпрямился и подался вперед.

– Вы тут не на суде выступаете в собственную защиту, м-р Кливер, – резко сказал он, – насколько бы вы себе ни казались подходящим для этой роли.

Кливер откинулся назад, ничего не ответив. Маркхэм, прищурившись, изучал его лицо, пытаясь на нем что-либо прочесть. Но Кливер сохранял флегматичное выражение лица, казалось, он решил, что его эмоции не удастся прочесть никому. Наконец, Маркхэм откинулся на спинку своего кресла.

– Впрочем, не имеет большого значения, – равнодушно заметил он, – будем ли мы с вами обсуждать это сегодня в клубе. Если вы предпочитаете, чтобы вас доставили утром в прокуратуру, я буду к вашим услугам.

– Ваше дело, – произнес Кливер враждебно.

– И дело репортеров написать об этом в газетах, – сказал Маркхэм. – Я объясню им положение вещей и дам подробный отчет о нашей беседе.

– Но мне нечего вам рассказать, – Кливер внезапно заговорил мирным тоном: угроза появления его имени в печати подействовала.

– Вы мне уже говорили об этом, – холодно ответил Маркхэм, – поэтому разрешите пожелать вам всего доброго.

Он обернулся к нам с Вансом с видом человека, окончившего неприятный разговор. Однако Кливер не двинулся с места. Он задумчиво курил в течение одной-двух минут, затем засмеялся коротким сухим смешком, который даже не изменил выражение его лица.

– О, дьявол, – проворчал он, стараясь казаться добродушно-веселым. – Как вы сказали, я ведь не на суде… Что вы хотите знать?

– Я вам уже сказал. – В голосе Маркхэма слышалось скрытое любопытство. – Вы знаете, что мне нужно. Как жила Оделл? С кем была близка? Кто имел причины для ее устранения? Кто был ее врагом? Все, что может привести к объяснению ее смерти… И, между прочим, – сухо добавил он, – все, что может освободить вас от подозрения в прямом или косвенном участии в этом деле.

При последних словах Кливер взвился и негодующе запротестовал. Но тут же он изменил свою тактику. Презрительно улыбнувшись, он достал кожаный бумажник и, вынув оттуда сложенный листок бумаги, подал его Маркхэму.

– Мне не составляет труда оправдаться, – заметил он. – Вот что было вручено мне за недозволенное превышение скорости возле Бунтона, Нью-Джерси. Обратите внимание на дату и на точное время: 10 сентября – вчера, половина двенадцатого ночи. Ехал в Хоунхэтконг и попался полицейскому на мотоцикле, когда проезжал Бунтон. Завтра утром надо явиться в суд. Чертовски непокладистые эти загородные констебли.

Он пытливо взглянул на Маркхэма.

– Вы не могли бы это уладить? У меня масса дел завтра, а из-за этой чертовой поездки…

Маркхэм, небрежно просмотревший повестку в суд, сунул ее карман.

– Постараюсь что-нибудь сделать для вас, – пообещал он, любезно улыбаясь. – А теперь расскажите мне все, что знаете.

Кливер в раздумье попыхивал сигарой. Затем, откинувшись в кресло и положив ногу на ногу, он заговорил с кажущейся откровенностью.

– Сомневаюсь, что смогу вам помочь… Мне нравилась Канарейка, как ее прозвали, я даже был одно время порядочно привязан к ней. Делал массу глупостей, писал ей идиотские письма, когда был на Кубе в прошлом году. Даже снялся с ней вместе в Атлантик-Сити. – Он сделал гримасу, выражающую досаду на себя. – Потом она сделалась равнодушной и холодной, несколько раз отменяла наши свидания. Я спросил, какого черта все это значит, но в ответ услышал только требование денег.