– Да, в качестве холостяка. А не одинокого девственника, – возразил он. – Люди подумают, что ты гей.

А потом он снова повернулся и исчез за дверью. Я провел рукой по лицу, ощутив, как на затылке выступила испарина. Господи. Почему это так сложно?

Ну почему все так сложно?

Мне вовсе не хотелось, чтобы место в сенате мне подали на блюдечке с голубой каемочкой, – я планировал работать и гордился своей предвыборной программой, – но эти гребаные игры… С кем я встречаюсь, во что одет, организую ли постановочные фотосессии с сыном, который ненавидит меня, просто чтобы создать образ крепкой семьи… Все это казалось чушью собачьей.

Я знал о руководителях компаний, которые списывали расходы на проституток в счет своих налогов, политиках, чьи дети сидели на наркотиках, и гражданских проектах, финансируемых бандитами. Все эти люди лишь притворялись правильными и чистенькими, а внутри у них была одна гниль. Я собирался занять высокий пост, но мне не нравилось корчить из себя кого-то другого и не хотелось терять свободу. Со мной все в порядке. Мне не нужно меняться.

Я взял кофе, который принесла Коринн, – черный, крепкий, как я люблю, – и подошел к окну, чтобы полюбоваться городом.

Моим городом.

Сверху было видно могучую Миссисипи, похожую на пульсирующую артерию из-за множества грузовых судов и буксиров. Она несла свои воды мимо выставочного центра, собора Святого Людовика и Французского рынка. Потягивая черный кофе, крепкий и горький, как мне нравилось, я заметил вдалеке грозовые тучи, надвигающиеся с юга от реки.

Мой город.

Он весь полон жизни. Цветы и мох, растущие между бетонными плитами тротуара, покрытые облупившейся краской магазины на Мэгэзин-стрит, музыканты, бренчащие на гитарах во Французском квартале, – ничего из этого мне не хотелось менять.

И столь многое хотелось изменить.

Вот почему я стремился получить политическое влияние. Но я не желал играть по правилам Джея. Конечно, мне не нравилось выкладывать подробности личной жизни на всеобщее обозрение, но и стыдиться кое-чего в себе я не собирался тоже.

Например, того, как вчера мне понравилось подначивать Истон.

Я прищурился, глядя в окно. В мои намерения не входило выставлять себя таким придурком, но эта женщина меня разозлила. Такая недоступная – во всяком случае, теперь, – она вся пылала презрением с того самого момента, как вошла в комнату и увидела меня. Вела себя так, словно ненавидит меня, и почему-то задела этим.

Кристиан не давал мне покоя из-за своего проклятого телефона, мое терпение лопнуло, и я решил, повинуясь порыву, пойти и покончить с проблемой. Планировал назначить встречу, но Шоу – которого я еще на Дне открытых дверей вычислил как большого подхалима – в попытке задобрить меня пожелал немедленно во всем разобраться. Когда Истон вошла в кабинет и ее длинные каштановые волосы рассыпались по плечам, я едва не потерял рассудок. Это были те же самые густые волосы, ниспадающие каскадом на гладкую кожу ее спины, когда я следовал за ней на балкон в тот вечер.

Боже, как же она красива!

Меня не волновало, что мы поссорились и она явно разозлилась. Если бы я находился с этой страстной женщиной не в школе, а у себя в кабинете, наша встреча закончилась бы по-другому. Я взглянул на черный кожаный диван, представляя, как Истон бы на нем смотрелась.

Легко бы она не далась. На самом деле, у меня возникло странное чувство, что мы бы вели себя как старшеклассники, и я бы ощущал себя победителем, если бы просто засунул руку ей под блузку.

Но это все пустые фантазии. Мне нельзя к ней прикасаться.

И не потому что она бы всеми силами пыталась сопротивляться – мы находились уже не в том положении, – но я ни за что бы не позволил себе ставить под угрозу благополучие сына или политическую карьеру.

«Тайлер Марек соблазняет учительницу сына-старшеклассника».

Да, заголовки в газетах потопят меня, и у Джея случится нервный срыв.

Бринн, мать Кристиана, запретила бы мне любое общение с сыном, а сам он никогда бы меня не простил. Наши отношения держались на волоске, и ему требовался лишь предлог для ссоры.

Так почему же я понимаю это, но все равно ее хочу?

Я открыл духовку и с помощью прихватки вынул оттуда тарелку. Миссис Джиро, экономка, с огромной охотой взяла на себя приготовление пищи с тех пор, как у меня поселился Кристиан. Каждый день она оставляла для нас горячий ужин, но даже при всем желании приходить домой вовремя я не всегда мог себе это позволить.

За последние три недели мы с Кристианом ужинали вместе, наверное, раз пять. Иногда я пропускал по своей вине: требовалось срочно с кем-то встретиться или я опаздывал. Но чаще всего Кристиан избегал меня. Он пропадал у друзей, предпочитая поесть в гостях, или же ужинал, не дожидаясь моего возвращения домой. Такой же неуловимый, как и его учительница.

Прихватив тарелку, салфетку и бутылку пива, я двинулся по коридору с мраморными колоннами в свой кабинет, но остановился, услышав, как кто-то смеется в комнате отдыха.

– Нет, чувак! – прозвучал чей-то голос. – Ты только посмотри на эти фотографии! Мы должны их распечатать.

Я прищурился и медленно двинулся на звук.

– Черт. Винс только что твитнул, – послышался голос Кристиана. – Фу, какая гадость! Интересно, этот дом еще не снесли? Зайди в Google Earth.

Я усмехнулся, услышав взволнованные нотки в его голосе. Google Earth? Ну хоть не порно. Поставив свою ношу на маленький столик рядом с двойными деревянными дверями, ведущими в комнату отдыха, я толкнул одну створку и заглянул внутрь.

– Привет, – поздоровался я с сыном и двумя его приятелями, которые предпочли растянуться на покрытом ковром полу вместо того, чтобы устроиться в креслах. Все они уткнулись в ноутбуки и выглядели очень сосредоточенными. Кристиан сверкнул глазами в мою сторону, но затем потерял ко мне интерес и уставился в монитор.

– Привет, – пробормотал он и перестал улыбаться.

Его друзья жевали и что-то печатали. Я вошел в комнату, ослабил узел галстука и снял пиджак.

– Ты поел? – поинтересовался я, направляясь к центру комнаты.

Кристиан даже не взглянул на меня, только жестом указал на коробки из-под пиццы. Я вздохнул, растерянно потирая подбородок. Кристиан был единственным ребенком в семье, его мать, выйдя замуж, решила больше не рожать. Хотя в течение последних десяти лет я занимался работой и увеличением капитала, у меня всегда была уверенность, что рано или поздно появятся еще дети.

Когда я встречу подходящую женщину.

В конце концов, это естественный ход жизни. Получение образования, начало карьеры, свадьба и рождение детей. Я не хотел быть отцом в двадцать лет, но сейчас уже созрел морально. Но какой из меня отец, если не удастся завоевать любовь уже имеющегося сына?