– Эх, жизнь наша грешная, че же делать? А ладно... Скажу! В тот день как раз дождь накануне прошел. Днем, как назло, никого не было. Так и просидел без заработка возле своего «мерина».

– Кого?

– Трактора! «Мерином» его кличу... А ночью стучат в окно. Мужик. Русский. Не дачник и не местный. Впустил в дом. Он и говорит, машину, мол, надо через балку протащить. Ну я че? Я про деньги спрашиваю, мол, знайте, что ночью я по двойной таксе работаю. Он сразу литр на стол поставил. Делать нечего. Пошел я «мерина» своего заводить, а тот к машине. Она на дороге стояла. Подколесил к ней. Этот же мужик, русский, вышел, закрепил трос.

– Стоп, дед! Вот здесь давай уточним. Что за машина? Номера, цвет, сколько человек в салоне было?

– «Жигули», «семерка». Точно! У внука в городе такая же. Цвет темный: то ли зеленый, то ли вишневый. Номера не разглядел...

– Так не пойдет, дед. Номера ты должен был запомнить, раз машина не местная. Ну-ка говори, я жду!

Каракурт вставил магазин, передернул затвор, начал накручивать глушитель.

– Это... Весь, клянусь, не помню... Цифра «пятьдесят» в конце, где флаг, и... буквы «ТА»...

– Еще!

– Еще?! То ли «тройка», то ли «девятка». Большего не скажу, номер грязью был залеплен.

– Кто еще был в салоне?

– В салоне, спереди, один нерусский сидел, он еще дверь открыл, поторопил меня.

– А сзади?

– И сзади вроде кто-то сидел, но маленький. Может, ребенок? Али сверток какой?

– Сколько было времени?

– Ну где-то через час-полтора, как гимн по радио отыграли. На часы ведь не смотрел!

– Понятно. А когда ты тащил их обратно?

– Обратно?

– Да, обратно! – вновь повысил голос Каракурт. Старик вздрогнул:

– Погоди. Сейчас скажу. Я уже уснул, как опять стучат. Открываю. Тот же мужик. Давай, говорит, тащи обратно. И еще литр выставляет. Ну вытянул я их, а тут этот нерусский выходит и говорит мне: «Если ты, плесень, хоть слово скажешь кому, что таскал нас этой ночью, я вернусь, отрежу твой поганый язык и засуну тебе его в жопу». Я говорю, что все, мол, понял! Ну они и уехали. А утром милиция своим «УАЗом» внизу дорогу разбила. Потом еще следы от колес искали. Меня увезли. Сутки там, чай, просидел! Вот так! А если эти, о ком я рассказал, вернутся? Че тогда делать?

– Они не вернутся.

– Дай-то бог!

Каракурт достал фотографии Комолова и Туры:

– Эти?

Старик посмотрел сбоку одним глазом, отвел взгляд в сторону:

– Эти.

– Больше тебе нечего мне сказать?

– Все уж. Больше нечего.

– Ну если нечего, смотри!

Стас встал, но его вдруг остановил дед:

– Погоди. Вижу, что ловите вы тех. Так что скажу еще. Машина, на «жигуль» ихний похожая, за день до того здесь каталась. Я в село ходил, видел. Сначала внимания на водилу не обратил, да и не нужен он мне был. Просто интересно стало, чего он делал. По селу проехал, развернулся и обратно. И возле дома, где баб потом порешили, останавливался, капот поднимал! Я уже балку перешел, когда он мимо промчался.

– Ну и что?

– А то, что за рулем был тот же мужик, что и ночью.

– Точно?

– Говорю же!

– Ну ладно, дед! Вот за эту информацию придется тебе заплатить.

– Ехали бы с богом! Лучшей платы и не надо!

– Ну зачем же так? На, дед, стольник. Водки с собой у нас нет! И предупреждаю, о нашем разговоре никому ни слова.

– А если участковый с села вашу машину видел? Обязательно спросит, что за люди были!

– Скажи, так, рыбаки. Места озерные ищут, вот и поболтали. Тебе же одному скучно. Ну а дальше с ним сам разбирайся. Бреши, что хочешь, но о сути разговора – ни-ни. Иначе... Ну ты понятливый. Пошли, брат!

Каракурт с Лобановым отъехали от покосившейся избы, вырулили на проселочную дорогу, взяли курс на базу.

– Все сходится, Костя! Комолов, Тура и женщина на заднем сиденье! И по времени как раз вписываются: час, час тридцать. А убийство было совершено около двух ночи.

– И разведку перед этим провели, – сказал Лобанов.

– Да. Тура приезжал убедиться, перебрались ли твои на дачу. Отсюда и ошибка Комолова. Сам он мог бы и вспомнить твою жену, он ведь видел ее в военном городке, а Тура никого опознать не мог. Только подтвердил факт того, что на даче живет какая-то семья. Теперь к Феликсу. Надо «пробить» машину и ее хозяина. По-моему, конец ниточки, о которой говорил полковник, мы все же ухватили.

– Хорошо, если так. Но все как-то уж очень просто получается. Слишком легко!

– Тебя это смущает?

– Скажу одно. Если бы это был Афган, то я готовился бы к засаде. А здесь? Черт его знает.

– Посмотрим.

Каракурт вызвал Борисова:

– Феликс, мы возвращаемся.

– Жду!

Связь отключилась. Машина продолжала путь.

* * *

Али Комолов, выгнав из комнаты Туру, готовил на спиртовке очередную дозу. Ему просто необходимо было сейчас расслабиться. После того, что он узнал из передачи «Криминал», его пожирали ярость и злоба. Злоба на себя, на Туру, на тех несчастных женщин, которых он растерзал и которые оказались совсем не теми, кто ему был нужен. Надоел ему и Зураб, муж двоюродной сестры Фаины, своим вечным нытьем. Зураб боится, это понятно, но где еще, как не здесь, Комолов мог найти такой удобный и безопасный приют? Зураб переехал в Россию два года назад, купил развалюху на окраине подмосковного села, буквально в двух шагах от столицы. Перестроил дом, сделал на первом этаже кафе, а на втором – несколько жилых комнат. В одной из них и находился сейчас Али. Детей у Зураба и Фаины не было, что только облегчало положение Комолова. А то, что хозяин дома недоволен, то ему, Али, на это глубоко наплевать!

Доза была готова. Али наполнил шприц темно-коричневой смесью, отложил его в сторону. Перетянул плечо медицинским жгутом, с большим трудом среди множества загрубевших рубцов отыскал на коже место для укола, вогнал туда иглу.

К наркотикам Али Комолов пристрастился давно, еще до армии. Сначала безобидный «нас», затем анаша, которую курил весь аул. Героин он впервые попробовал за год до призыва, на свадьбе одного из многочисленных родственников. Попробовал и плотно «сел» на иглу. Он и в армию взял с собой приличный запас порошка, который, конечно, тщательно спрятал. В то время наркоманов почти не было, особенно в армейской среде, поэтому командиры не замечали тех изменений, которые происходили с сержантом Комоловым. Возможно, Али и смог бы отказаться от героина, но по странам Восточной Европы тогда стаями бродили хиппи, у которых всегда с собой были наркотики. Да и земляки, ездившие в отпуск, привозили немного зелья из Союза. Так что героин, кокаин или на самый крайний случай марихуану (можно сказать, ту же анашу) Али при необходимости спокойно отыскивал. Однако однажды на медкомиссии у него обнаружили следы от инъекций, хотя и старался колоться Комолов в разные места. Тем не менее столько следов не заметить было невозможно. А затем анализы подтвердили наличие в крови наркосодержащих веществ. И над Комоловым нависла серьезная угроза. Закон тогда строго карал за употребление смертельного зелья. Но начальник полкового медицинского пункта решил не выносить «сор из избы». Напротив, ему были нужны деньги, и он начал сам снабжать Али за приличную сумму морфием. Расчет с предприимчивым капитаном медицинской службы производился, когда офицер посещал Союз. Там на его сберкнижку из Чечни приходили солидные денежные переводы. Родня, как могла, еще продолжала поддерживать бедного родственничка. Но, на беду Комолова, особист части как-то пронюхал о сделках капитана и рядового. Первый же вызов к оперуполномоченному позволил Комолову понять, что его кайфу, а возможно, и свободе приходит конец. И что дальше? Арест, болезнь, ломка, принудительное лечение и зона? Али долго думал над тем, кто мог сдать его особисту, и в конце концов пришел к выводу, что это его сослуживец-одногодок, рядовой Григорий Маленков. Тот случайно видел, как один раз Комолов кололся в коптерке. Али, что называется, приговорил Маленкова. И начал «обрабатывать» своего младшего брата, Мухтара, рядового того же взвода. Брат большим умом не отличался, хотя тянул лямку без претензий со стороны командования. Мухтар всегда находился под влиянием Али, которое имело порой почти магический характер. Али много рассказывал брату, вспоминал родные горы, свободу, до которой, по сути, рукой подать. Стоит, мол, только добраться до границы с западной страной. Мухтар слушал и по привычке во всем соглашался с братом.