Чем больше людей узнавали его историю, тем больше фотографий и видео с Хаати расходились по свету. В ответ на спрос Колин начала создавать новые посты – например, «Пятничные картинки с веснушками» с еженедельными выкладками фотографий веснушчатого носика Хаати, сделанных крупным планом, или «Путешествия в прошлое по четвергам», с публикацией старых фото и картинок. Руками Колин Хаати «завел» также рубрику «Я и мой друг, малыш Оуэн»; на помещенных в ней снимках мальчик выглядел очень довольным оттого, что у него есть такой большой, храбрый пес, которого можно крепко обнять и потискать.

Колин также подписалась на страницу в фейсбуке, посвященную собачьему пищевому рациону из сырых натуральных продуктов. И у Хаати появилось еще несколько друзей, включая некую Яну Вульф, владелицу нескольких домов отдыха под Обамом, на западном побережье Шотландии. Как и Уилл с Колин, она пребывала в убеждении, что сырая пища идет на пользу собакам и поддерживает их тонус. А для Хаати здоровое питание имело особую важность из-за его увечий.

Уилл и Колин показали Хаати местному ветеринару и попросили его вынести свое суждение о травмах карабаша. Наибольшую озабоченность у них вызывал хвост Хаати – он все еще кровоточил. Из-за частых падений пес продолжал повреждать свой обрубок, и его приходилось постоянно бинтовать. Ветеринар предупредил их: хвост ампутирован очень близко к спинному хребту, и, если в рану попадет инфекция, Хаати придется усыпить. С того дня Уилл и Колин приглядывали за своим трехлапым приемышем так же внимательно, как и за Оуэном. «А что еще оставалось делать?» – пожимали они плечами и в буквальном смысле ходили за псом по пятам по всему дому, стараясь предупредить его падение.

Кроме того, они каждый день обмывали и смазывали его лапу гелем с алоэ вера, и их забота увенчалась успехом: через несколько недель лапа начала заживать.

Пес перестал вылизывать ее – как будто понял, что идет на поправку.

А Уилл и Колин начали сознавать, сколько сил им придется потратить на лечение Хаати и уход за ним. Пес нуждался в постоянном наблюдении и частых визитах к ветеринару, которые надо было совмещать с обходами врачей с Оуэном и контролем за учебой мальчика в школе. А ведь и Колин, и Уилл работали в полную смену. И все же они были готовы к любым жертвам – лишь бы очаровательный анатолийский карабаш остался в их жизни.

Но вот чего они не ожидали, так это – той перемены, которую привнесет Хаати в жизнь мальчика. А перемена произошла быстро, словно по мановению волшебной палочки. Оуэн выглядел намного счастливей, чем прежде!

К каким только уловкам не прибегал раньше мальчик, чтобы не принимать лекарств. Колин и Уиллу приходилось, чуть ли не силком, впрыскивать их ему в рот в жидкой форме с помощью шприца. Оуэн прямо говорил отцу, что ненавидит их вкус. И чуть ли не каждый день он воротил нос от здоровой пищи, и особенно свежих овощей, которыми мальчика пичкали взрослые ради укрепления его иммунной системы и профилактики инфекций. Но когда он увидел, с каким удовольствием Хаати лопал свою сырую пищу и принимал прописанные ему таблетки, Оуэн решил, что должен быть таким же мужественным и решительным, как его пес.

Под присмотром своего нового и лучшего друга мальчик стал раскладывать свои лекарства на стоящем перед ним столике в определенном порядке, ставя вперед самые противные на вкус. А затем, повторяя Хаати и отцу: «Я должен быть мужчиной!», выпивал их все. Дошло даже до того, что Оуэн сам напоминал отцу о лекарствах, если тот забывал или запаздывал дать ему их.

Бесценной оказалась и моральная поддержка, которую Хаати оказывал Оуэну во время различных болезненных медицинских процедур. Пес всегда оставался при нем и выражал свое искреннее участие, нежно полизывая ребенка большим розовым языком. Когда Хаати бывал слишком взволнован, он заговаривал с Оуэном на своем особом собачьем языке, звучавшем примерно, как голос Скуби-Ду. А перед тем как ложиться спать, пес и мальчуган завели привычку заключать друг друга в объятия.

В довершение ко всему, Хаати явно посчитал своей обязанностью взять мальчика-инвалида под свою защиту. Это проявилось в первый же понедельник по его «усыновлении». Оуэн ушел в школу, и пес озабоченно блуждал по дому в его поисках до тех пор, пока мальчик не вернулся с учебы. Было видно, что он очень скучал по своему новому другу. На следующий день, когда Уилл пошел забирать сына из школы, Хаати уселся у окна, прижав морду к стеклу, и просидел так до самого их возвращения. На третий день Хаати занял свою позицию у окна уже за десять минут до ухода Уилла в школу и с тех пор стал поступать так каждый день. Как и Хати, его японский «тезка», анатолийский карабаш высматривал своего хозяина, поджидая, когда тот вернется.

Через пару дней после «усыновления» Хаати Уилл повел Оуэна и собак на ежедневную прогулку. Мальчик принял свое обычное положение – склонил голову вниз, надвинул свою маленькую круглую шапочку почти на глаза и сжался в комочек. Родные даже сфотографировали его в такой позе, вместе с ошеломленным Хаати рядом: пес вопросительно смотрел на мальчугана и пытался понять, что вдруг случилось с его маленьким новым другом.

Один за другим прохожие стали обращать внимание на необычного пса. Пораженные его величиной и тем, как ловко он балансировал на своих трех лапах, они без всякого смущения подходили к честной компании, чтобы поприветствовать или даже погладить Хаати, не обращая при этом никакого внимания на Оуэна.

Через две недели после появления в их семье приемыша Оуэн удивил своего отца предложением прогуляться по выпавшему снежку. Уилл охотно согласился, и они отправились на прогулку, привязав Хаати к коляске мальчика. Прохожие опять удивленно оглядывались на необычную компанию, но теперь уже по другой причине: они восхищались очаровательным трехлапым псом и не таращились на застенчивого маленького мальчика в коляске. И снова совершенно незнакомые люди подошли к ним с расспросами о Хаати. К изумлению Уилла и до того, как он успел ответить, Оуэн неожиданно поднял головку и рассказал им всю историю анатолийского карабаша, впервые за долгое время вступив в контакт с посторонними людьми. Конечно же, все разохались, особенно женщины. Уилл был поражен: «Это было невероятное преображение. Малыш преодолел свое смущение и начал общаться!»

На историю о том, как Хаати потерял свою лапу и хвост, люди реагировали по-разному. Те, кто был постарше или неравнодушен к животным, принимали ее близко к сердцу и подчас не скрывали эмоций. Некоторые даже начинали плакать прямо на улице, когда узнавали, какими увечьями обернулась для пса чья-то жестокость.

Желая оградить маленьких ребятишек от всех ужасов этой истории, Колин и Уилл попросили Оуэна рассказывать детям только то, что пес попал под поезд, попутно предупреждая их о том, как опасно играть возле железнодорожных путей. И пожилые, и молодые восхищались тем, как ловко Хаати обходится без одной лапы, и на все лады расхваливали Оуэну его «классную» собаку.

Вскоре мальчик научился брать за душу своим рассказом слушателей любого возраста и явно получал удовольствие от своей новой роли повествователя.

Перемену, происшедшую с Оуэном, почти сразу же заметили все родные, от Ким до его бабушек и дедушек. Многие из них с беспокойством отнеслись к решению Колин и Уилла обременить себя еще собакой-инвалидом. Но вскоре оказались посрамлены – в обществе нового трехногого друга Оуэн начал расцветать буквально на глазах! Ким призналась: «Я поначалу подумала: «О, нет! Только не еще одна собака!» Но потом я увидела, как стал меняться Оуэн. Он с каждым днем становился уверенней и только и говорил, что о Хаати. Мальчик действительно проникся к нему. А пес стал его зеркалом».