Жанна молчала, ожидая продолжения, и Кирилл продолжил:

— Я эту бутылку из Франции привез… мне ее хозяин винодельни вручил… дружеский подарок.

— О нем знали?

— Знали, конечно. Николаша предложил дегустацию устроить, а я… Мне с ним пить не хотелось. Я вообще пью очень редко. А тут тридцатник на носу, вот и вырвалось, что это мне на день рождения…

— Тогда получается…

— Именно, что получается…

— А полиции ты говорил?

Кирилл пожал плечами. Значит, не говорил.

— Я знаю, что мне ответили бы. Ту бутылку подменили. Ну или выпили французский коньячок, а влили паленый. Никакого преступного замысла, одно трагическое совпадение. А месяц назад у машины тормоза отказали. Мне снова повезло, что… в общем, я не успел скорость набрать, в дерево въехал. Отделался легким сотрясением.

— И ты думаешь…

— Я не думаю. Я знаю, что моя машина была в порядке. Видишь ли, Жанна… — Кирилл поднял левую руку и пошевелил пальцами. — Дело в том, что после той аварии, когда… когда родителей не стало, я к машинам отношусь, скажем так, с немалым предубеждением.

Он их боится.

Но и боится признаться в этом своем страхе. И наверняка каждая поездка стоит ему немалых нервов, а ездить приходится часто, и Кирилл привык бороться с собой.

— Я проверял ее раз в месяц. Иногда чаще. С тормозами все было в порядке.

— То есть…

Нет, с коньяком могла выйти ошибка.

Или и вправду подменили. Насколько Жанна успела понять, в этом доме могло случиться и не такое. Но вот машина…

— Две недели назад, — очень спокойно продолжил Кирилл, и лишь побелевшие от напряжения пальцы выдавали волнение, — мой жеребец понес…

У него еще и жеребец имеется?

И Кирилл, прочтя невысказанный вопрос, кивнул:

— Алиция Виссарионовна настояла, чтобы я занялся верховой ездой. Мне понравилось. Редкий случай… но не в этом дело. Недалеко есть конюшни, где Алиция Виссарионовна держит пару лошадей, я предпочитаю брать Байкала. Немолодой, но покладистый. Мы с ним неплохо ладим, привыкли друг к другу.

— Он не мог сам…

— Не мог, — подтвердил Кирилл. — Да и я неплохо в седле держусь, тем и спасся… В коня выстрелили дротиком. Самодельным. Швейная игла и пара перьев. Болезненно. Бессмысленно. Списали все на проделки мальчишек, хотя территория комплекса охраняется и никаких мальчишек, кроме тех, что на конюшнях работают, там нет. А эти мальчишки лошадей никогда не обидят. Вот такие дела, Жанна.

Он вновь поднялся, на сей раз двигаясь медленно, устало.

— Байкал сломал ногу. Пришлось усыпить. А я едва не сломал шею. Он знал, как мы поедем. Боюсь, я человек привычки и трассу выбираю одну и ту же. Длинная и живописная. Там есть место, где дорожка поднимается над берегом озера. Красиво. Обрыв. Вода. Камни.

Кирилл потер шею, кажется, вновь представив, как с конем летит с этого обрыва на упомянутые им же камни.

— Один шаг в сторону, и…

— И ты решил найти убийцу? — Жанна сочувствовала ему.

Немного.

Но этого сочувствия было недостаточно, чтобы унять раздражение. Она, Жанна, жила себе спокойно… Ладно, относительно спокойно, были проблемы, но понятные. Никакого наследства, никаких родственников, никаких попыток убийства.

— Я давно хотел его найти, но теперь понял, что он спешит. Или она… скорее она.

— Алла или…

— Или. — Кирилл остановился у окна, наклонился, подался вперед, сгорбился некрасиво. — Ольга ради детей пойдет на все. А она чувствует, что старуха этих детей не оценит. И да, она права… Алиция видит, какие они на самом деле. И завещание написано. Это треклятое завещание написано давно, она время от времени вспоминает о нем, дразнит всех… стаю голодных собак костью… а они и рады, гавкают, захлебываются слюной, готовы друг другу глотки перервать… чего ради?

— Это ты мне скажи, чего ради. — Жанна тоже встала.

Странно, но этот разговор, который должен был бы добавить ей вопросов и сомнений, успокоил ее.

— Деньги… из-за них все… но мы ведь не о том, Жанна. Я предлагаю тебе союз. Ты остаешься здесь на некоторое время… просто остаешься.

— В роли приманки?

— Можно сказать и так. Главное, ты отвлекаешь внимание, а я… я понаблюдаю со стороны.

— С чего ты решил, что…

— Пруд.

— Это случайность!

— Случайность. Возможно. А быть может, удобный случай, которым воспользовались. И уверен, Жанна, тебя ждет множество самых удобных случаев… и если поблизости не найдется никого, кто бы за тобой присмотрел…

— Угрожаешь?

— Пользуюсь ситуацией.

— Ты… сволочь.

— Пожалуй, — согласился Кирилл, глядя… с насмешкой?

— Я могу…

— Пожаловаться? — Кирилл приподнял бровь. — Неудачная идея. Во-первых, Алиция терпеть не может жалоб и жалобщиков. Во-вторых… Что ты расскажешь? Сплетни? Версию, шаткую, что воздушный замок? В лучшем случае над тобой посмеются. Смеяться здесь любят. В худшем объявят параноиком. А паранойя — душевная болезнь…

— Сволочь.

— Повторяешься. — Он взял Жанну за руку, сдавил легонько.

Наклонился, касаясь губами кожи.

Вдохнул.

И выдохнул, опалив дыханием.

— Но я очень обаятельная и изворотливая сволочь, Жанна. Поэтому и предлагаю: давай дружить.

Следующие несколько дней прошли в тишине и притворном спокойствии. Жанна чувствовала напряжение, которое проскальзывало в едких замечаниях Аллочки, категорически недовольной появлением соперницы, в притворном дружелюбии Ольги, в равнодушии Игоря, который сделал вид, что ничего не произошло, и лишь сторонился Жанны.

Алиция Виссарионовна более не делала попыток побеседовать, напротив, она словно позабыла о существовании Жанны.

Сегодняшний вечер не стал исключением.

Жанна начала потихоньку ненавидеть эти семейные вечера.

Очередная гостиная.

И Ольга играет на фортепьяно пьеску.

Алла что-то читает, устроившись в низком кресле, брат ее занял место в углу, он вообще тяготел к таким вот удаленным спокойным местам, и в чем-то Жанна его понимала.

Николай сидел сгорбившись, прикрывая ладонью блокнот, и что-то быстро старательно черкал, шевеля при том губами. Стоило кому-то из семейства подойти ближе чем на три шага, и широкая ладонь Николая накрывала записи.

Игорек расхаживал по гостиной, что-то бормоча и размахивая руками, при том выглядел он сущим безумцем. Был ли им?