Наступила зловещая тишина.

Могучий Дракон повернул к викингам свою могучую голову.

Четыре сотни глоток дружно ахнули, когда пара горящих желтых глаз (величиной с шесть рослых мужчин каждый) сузилась в злобные щелки.

Дракон раскрыл пасть и испустил рык такой громкий и грозный, что пять или шесть пролетавших мимо чаек замертво упали на песок. По сравнению с этим рыком Боевой Клич Викингов казался плачем новорожденного младенца. Этот потусторонний, нечеловеческий звук обещал СМЕРТЬ, НИКАКОЙ ПОЩАДЫ и САМЫЕ СТРАШНЫЕ МУКИ.

Снова наступила тишина.

Одним легким движением когтя Дракон разорвал рубаху и штаны Брехуна от головы до пят, будто апельсин очистил. Брехун Крикливый издал совсем не Героический крик оскорбленной стыдливости. Дракон поставил коготь на землю и слегка щелкнул Брехуна в зад. Брехун взлетел в воздух, как бумажный шарик, кометой пронесся над головами викингов и опустился далеко-предалеко, за крепостными стенами деревни.

Дракон приложил свою громадную, растрескавшуюся лапу к толстым рептильим губам и послал викингам воздушный поцелуй. Огненный шар поцелуя взвился в небо и прямым попаданием поразил флоты Стоика Обширного и Пирамидона Остолопа, героически пережившие шторм в тихих водах Хулиганской Бухты. Все пятьдесят кораблей дружно вспыхнули и пошли ко дну.

Четыреста с лишним викингов бросились бежать с обрыва во все свои восемьсот с лишним ног.

* * *

Брехуну Крикливому повезло: он приземлился на крышу собственного дома. Толстый слой мокрой травы задержал падение, и он голышом рухнул прямо в свое кресло у камина, ошарашенный, но целый и невредимый.

— ВСЕ ясно, — заявил Стоик Обширный толпе викингов, изрядно испуганных, но не побежденных. — Значит, крики не помогли.

Племена снова собрались на центральной площади деревни.

— И, так как наш флот выведен из строя, мы лишены возможности бежать с острова, — продолжал Стоик. — Что нам сейчас нужно, — заявил он, стараясь сделать вид, будто владеет ситуацией, — это доброволец, который подойдет к чудовищу и спросит ею, с чем он пришел — с МИРОМ или с ВОЙНОЙ.

— Я схожу… — вызвался Брехун Крикливый, который как раз в эту минуту вернулся на площадь, всё еще изображая Героя. Он старался говорить веско и с достоинством, но трудно сохранять достоинство, когда в твоих волосах запуталась трава, а на плечах болтается платье тетушки Агаты — единственная одежда, которую Брехун нашел в доме.

— Брехун, ты что, умеешь говорить по-драконьи? — удивился Стоик.

— Честно говоря, нет, — признался Брехун. — Тут никто не говорит по-драконьи. Это запрещено приказом Стоика Обширного. Да Трепещет Всякий, Кто Услышит Его Имя, кх, гм, да. Драконы — низшие существа, на которых должно орать. А если говорить с ними, драконы могут слишком много о себе возомнить. Драконы коварны и должны знать свое место.

— Иккинг умеет говорить по-драконьи, — очень тихо сказал Рыбьеног в гуще толпы.

— Тс-с, — прошипел Иккинг и ткнул приятеля под ребра.

— Можешь, можешь, — настаивал Рыбьеног — Разве ты не видишь? Это твой шанс стать Героем! А мы всё равно погибнем, так что воспользуйся случаем…

— Иккинг умеет говорить по-драконьи, — закричал Рыбьеног, на этот раз очень громко.

— Иккинг? — переспросил Брехун Крикливый.

— ИККИНГ? — недоверчиво повторил Стоик Обширный.

— Да, Иккинг, — подтвердил Старый Сморчок. — Маленький мальчик рыжеволосый такой, на носу веснушки, ты как раз сегодня утром собирался отправить его в изгнание. — Старый Сморчок глядел сурово. — Чтобы кровь Племени не ослабла, помнишь? Твой сын, Иккинг.

— Спасибо, Сморчок, я хорошо знаю, кто такой Иккинг, — ответил Стоик Обширный, пряча глаза. — Кто-нибудь знает, где он? ИККИНГ! Иди сюда.

— Похоже, ты всё-таки оказался полезен… — тихонько пробормотал Старый Сморчок.

— Вот он! — завопил Рыбьеног и хлопнул Иккинга по спине. Иккинг начал было ввинчиваться в толпу, но тут ею заметили, подняли над головами и вынесли прямо к ногам Стоика.

— Иккинг, сынок, — спросил отец. — Это правда, что ты умеешь говорить с драконами?

Иккинг кивнул.

Стоик неловко закашлялся.

— Ситуация двусмысленная. Я знаю, что мы собрались изгнать тебя из Племени. Однако если ты сделаешь то, о чем. мы тебя просим, то, уверен, от имени всех собравшихся я могу пообещать, что приговор будет пересмотрен. Мы все находимся перед лицом грозной опасности, и никто, кроме тебя, не умеет говорить по-драконьи. Будь так добр, сходи к этому чудовищу и спроси, с чем он пришел — с МИРОМ или с ВОЙНОЙ?

Иккинг молчал.

Стоик снова кашлянул.

— Можешь разговаривать со мной, — разрешил он. — Я отменяю запрет.

— Значит, изгнание отменяется, да, папа? — спросил Иккинг. — Если я пойду к этому Адскому Чудовищу и погибну, то меня сочтут Героем, достойным войти в Племя Лохматых Хулиганов?

Стоик смутился еще сильнее,

— Совершенно верно, — сказал он.

— ЛАДНО, — сказал Иккинг. — Пойду.

Одно дело — приближаться к первобытному кошмару в толпе из четырехсот викингов. И совсем другое — идти туда в одиночку. Иккинг с трудом заставлял себя передвигать ноги.

Стоик предложил ему охрану из своих отборных солдат, но Иккинг отказался.

— Меньше вероятность, что кто-нибудь выкинет какую-нибудь Героическую глупость, — сказал он.

Хотя барды особенно любят именно этот эпизод, считая его примером Невероятного Героизма Иккинга Кровожадного Карасика III, я с ними не согласен. Нетрудно быть храбрым, когда знаешь, что ничего другого тебе всё равно не остается. В глубине души Иккинг знал, что Чудовище намеревается убить их всех. Поэтому терять ему было особо нечего.

Тем не менее, когда Иккинг выглянул с края обрыва, его спина взмокла от страха. Там, внизу, лежал, заполняя собой весь пляж, невероятно огромный Дракон. Казалось, он спал.

Но откуда-то из его живота доносилось странное пение. Песня была примерно такая:

«Я, великий разрушитель,

Тут уселся на обед.

У китов вкусна печенка,

А у осьминогов — нет.

От акул навара много,