На лице у Даррелла снова появилась та же ухмылка.

Хессенфилд раскланялся с сидевшими за столом и, продолжая держать меня за руку, увел из столовой. Мы поднялись наверх и вошли в комнату, которую он выбрал для себя. Это была спальня с большой кроватью под балдахином из зеленого бархата.

Он закрыл дверь и повернулся ко мне.

— Наконец-то мы одни, — сказал он. — Мне очень жаль, мисс Мэйн, что вам приходится быть нашей пленницей, но мы должны воспользоваться обстоятельствами наилучшим образом.

— Обстоятельствами всегда следует пользоваться наилучшим образом, пробормотала я.

— А вы сообразительны, я это заметил… Но иногда ведете себя неразумно, как, например, сегодня утром, когда пытались узнать о делах, которые вас не касаются.

— Я не собираюсь выведывать никаких секретов. Позвольте заверить вас, что меня не интересуют ваши заговоры — Интересуют они вас или нет, но вы оказались соучастницей одного из них.

Хессенфилд снял с себя камзол и стал расстегивать жилет — Я думаю, в этой постели вы будете чувствовать себя намного уютней, чем в той, которой пользовались минувшей ночью. Мне было так жаль вас. Вы, наверно, не сомкнули глаз?

Я подошла к нему и взяла за локоть.

— Отпусти меня! — попросила я. — Разве ты не понимаешь, чем это чревато для тебя? Ведь моя родня не допустит, чтобы меня похитили таким вот образом.

— Дорогая моя Карлотта, — сказал он. — Можно я буду называть тебя так? Карлотта, дорогая, тебя никто не найдет. Ты рано утром покинула гостиницу, села на лошадь и должна была проехать мили полторы по дороге, чтобы встретиться со своими слугами. В такую рань на дороге никого не было, и на тебя напал разбойник. Ты пыталась сопротивляться, но он убил тебя, а труп спрятал в лесу. Не правда ли, достаточно правдоподобное объяснение твоего исчезновения? Ему поверить гораздо легче, чем россказням о том, будто бы тебя захватила банда головорезов, которые почему-то решили не убивать тебя.

— Тебе нравится шутить в таком духе?

— Мне нравится быть с тобой. Он крепко обнял меня, и я почувствовала себя совсем беззащитной.

— Как я понимаю, таким способом ты хочешь показать свою силу?

— Этого не требуется. Зачем доказывать очевидное?.. Просто я хочу тебя.

— Мне жаль, но я не могу ответить взаимностью.

— Уверяю тебя, ты изменишь свое мнение обо мне.

— Значит, ты сохранил мне жизнь ради этого?

— А почему бы и нет? Это достаточно веский ДОВОД.

— Ты… порочный тип!

— Но ведь и ты, Карлотта, отнюдь не монахиня…

— Ты про меня что-то знаешь?..

— Ты удивишься: я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь.

— Но если тебе известно, из какой я семьи, то, надеюсь, ты понимаешь, что моя родня не потерпит такого обращения со мной?

— Я мог бы овладеть тобой… прямо сейчас. Ты напрасно ищешь возможности спастись от меня. Хочешь — кричи. Кому до тебя дело? Ты в ловушке, милая Карлотта, в полной моей власти. Тебе остается только подчиниться мне, и это избавит тебя от лишних неприятностей.

Я вырвалась из его рук, подбежала к двери и стала барабанить по ней кулаками.

— А вот это уж совсем ни к чему, — сказал Хессенфилд. — Кто в этом доме поспешит тебе на помощь? Сбереги свои силы для другого применения.

Он взял меня за плечо и повел назад в комнату.

— Ты неотразима! — сказал он. — Этой ночью мы будем любить друг друга. Я мечтал об этом с того момента, как увидел тебя. Ты так притягательна, Карлотта, ты создана для любви!

— Ты говоришь о любви? — возмутилась я, — Мне кажется, ты не имеешь никакого понятия о ней. Для тебя любовь означает похоть, разве не так? Ты хозяин положения, и у тебя есть желание меня изнасиловать, жалкий ты джентльмен! Уверена, что ты в этом знаешь толк. Это очень просто — найти беззащитную женщину, которая не может за себя постоять. Как благородно с твоей стороны! Я ненавижу тебя… Филд… Хессенфилд… или как там еще тебя зовут! У тебя нет даже мужества назваться собственным именем, и ты прикрываешься чужим. И уж если я выберусь отсюда, то я тебя не забуду!

— Я на это надеюсь. Ты будешь помнить меня всю жизнь.

— Возможно, что у тебя это и получится, но я буду вспоминать тебя с отвращением!

— Ну, так уж и с отвращением, — возразил он. — А может, совсем с другим чувством?..

Хессенфилд обнял меня за плечи, и на этот раз я ощутила нежность в его прикосновении. Он усадил меня на стул, опустился передо мной на колени, взял мои руки в свои и улыбнулся. В его глазах играли золотистые лучики. Он снова напомнил мне Бо.

Он поцеловал мне руки, точно так же, как это делал Бо, и сказал:

— Карлотта, ты не была счастливой, я изменю твою жизнь.

Я попыталась освободить руки.

— Что ты знаешь обо мне?! — воскликнула я.

— Знаю, и немало, — ответил он. — Я знаком с Бомонтом Гранвилем!

Я закрыла глаза. Все происходящее казалось мне чем-то нереальным. Если бы он взял меня силой, безжалостно и грубо, я посчитала бы это естественным исходом нашей встречи. Во всяком случае, я была готова к этому. Но он заговорил о Бо, и это меня расстроило.

— Он был другом моего отца, — объяснил он, — и бывал у нас в доме. Я чем-то нравился ему, и мы с ним иногда беседовали.

— Он говорил обо мне?

— Он рассказывал о всех своих женщинах. Да, у него их было много: женщины стали неотъемлемой частью его жизни, как только ему исполнилось четырнадцать лет. Он был очень откровенен со мной и как-то пообещал заняться моим воспитанием. Думаю, тебе не нужно объяснять, что он имел в виду?

— Я не хочу больше слышать об этом…

— Дорогая, позволь мне самому решать, что можно делать, а что нельзя. Я знаю, что ты не можешь забыть его, не так ли? Как давно он исчез? Три года назад, четыре? Как ты думаешь, что с ним случилось?

— Наверное, его убили? Хессенфилд задумался:

— У него было много врагов. У такого человека, как Бомонт Гранвиль, не может их не быть. Многие считают, что он уехал за пределы страны в поисках другой игры. Для него это было привычным делом — исчезнуть на время за границей: так он убегал от кредиторов и от всяких разборов по делам, в которых был замешан.

— Зачем ты мне все это рассказываешь?

— Затем, чтобы ты выкинула его из головы. Ты воздвигла ему памятник, а он того не заслуживает.

— Похвально, что ты не забываешь своих друзей.

— Да, он был моим другом, но ты для меня значишь гораздо больше. Я рассмеялась.

— Мы знакомы с тобой всего один день, и я не успела проникнуться к тебе любовью.