— Хорошие соображения, — одобрил Виталий Яковлевич. — Но тут есть, что возразить. Например, если допустить, что Евгений Васьков продолжает писать картины как писал, а иконами занимается жена, то получается, что он-то ничего не теряет, а она вместо полутора тысяч долларов приносит в семейный бюджет около трех тысяч. Ради такой весомой прибавки можно и покрутиться, верно? Но все-таки что произошло на Тверской? Почему этот случай отличается от прочих, и могут ли эти странности быть связаны с попыткой покушения на Буркалова, который, заметим, сам до этого был впутан в перепродажу икон. Мне кажется, я смогу вам дать ответ. Для этого мне надо сделать только один звонок.

Он вынул из кармана мобильный телефон и набрал номер.

— Привет, Сергей… Слушай, тебе ничего не говорит такое имя, Ханс Гьельструп? Да вот, всплыло, в довольно забавных обстоятельствах, и, вроде, слышал я его когда-то, но где и когда… Да, датчанин… Да, все точно… А ты не знаешь, связывало его что-нибудь с Васьковыми, Евгением и Натальей? Ах, вот как! Тогда все ясно. Да так… Благодарю за консультацию. До скорого.

Убрав телефон, он обратился к нам.

— Да, все встало на места… Понимаете, я обратил внимание на еще одну странность, о которой вы упомянули в своих рассказах, но, похоже, значения ей не придали. «Анна Ивановна» — то есть, Наталья Васькова — сообщила вам, что может и не продать икону, «если покупатель ей не понравится». Зачем она оставила за собой право выбора покупателя? Не потому ли, что ей надо было отдать эту икону конкретному человеку?.. — Виталий Яковлевич глубоко вздохнул. — Этот Ханс Гьельструп — довольно известный коллекционер современного искусства.

Из таких, знаете, любителей, которые часами могут красиво рассуждать, чем одно абстрактное пятно отличается от другого и в чем гениальность картины, состоящей из старого тапочка и нескольких пакетов от пылесоса, приклеенных к холсту, но при этом не отличит, скажем, французскую живопись восемнадцатого века от голландской семнадцатого, а уж подлинную икону от поддельной не отличит тем более. Он узнает какие художники модные, таких и покупает. При этом он жадноват и не очень честен, хотя человек богатый. В прошлый приезд в Москву он надул Васьковых — взял несколько их картин и уехал, не рассчитавшись до конца и пообещав, что, в виде оплаты, пригласит их в Данию за свой счет и по Европе покатает. Обещания своего он, конечно, не сдержал. Васьковы всей Москве жаловались, да и иностранным своим покупателям тоже, как их прокатил этот Гьельструп. А в этот приезд он просто избегал встречи с ними. Подать на него в суд Васьковы не могли, потому что все расчеты, естественно, велись из рук в руки, под честное слово, без всяких расписок. И они решили отомстить ему иначе, понимаете? Если Гьельструп купит как подлинник грубую подделку и начнет всем ее показывать, хвастаясь — его репутации будет нанесен такой урон, что многие художники откажутся иметь с ним дело! Да он посмешищем всей Европы станет! И уж, конечно, Васьковы позаботятся пошире растрезвонить о том, как они его умыли. Разумеется, Васьковы — Наталья, по крайней мере — как-то связаны с производством и продажей подделок, и вообще с рынком икон. Об этом говорит и то, что она дала вам телефон, по которому всегда купят хорошую икону у старушки, и то, что она до тонкостей знала, где и как стоят эти бабушки с иконами и как себя ведут, и то, что, судя по вашим описаниям, ее икона была подделана по точно такой же технологии, как и все остальные. Как эта, например.

Мы с Лешкой закивали, в классе слышалось хихиканье тут и там — все уже просекли, в чем дело, — а Виталий Яковлевич продолжил.

— Разумеется, Гьельструп, при его жадности и… и, скажем так, безграмотности, по большому-то счету, не мог бы не клюнуть, увидев бабульку, которая задешево продает старую икону. И тут, конечно, какой-то бабушке-старушке дело поручить нельзя. Надо действовать самой. Да еще приятно и месть осуществить собственными руками. И Наталья Васькова доказала, что она — замечательная актриса! Мы знаем, что она и в прошлые выходные стояла возле гостиницы, в которой остановился Гьельструп, но тогда они не пересеклись. Вот она встала и в эти выходные… Надо думать, Олег Кириллович, который помог ей одурачить Гьельструпа — ее приятель. И, скорее всего, девушка, взявшая печать домой на выходные — тоже ее приятельница, и пошла на такое грубое нарушение служебного долга, потому что знала: эта печать послужит делу святой мести за любимую подругу! Вот вам и весь расклад.

Класс уже несколько минут, как смеялся. А Виталий Яковлевич приподнял руку.

— И еще на одно хотел бы обратить ваше внимание. Вот Гьельструп, богатейший коллекционер. Он вложил в икону двести долларов: сто — «старушке», и сто — за разрешение на вывоз. Продать икону, как он считает, всегда можно и за пятьсот. То есть, по его мнению, операция принесла ему триста долларов чистого выигрыша. Что ему, который десятками и сотнями тысяч ворочает, эти триста долларов? Однако, он и ими не брезгует. Можно говорить о том, что это — европейское мышление, можно о том, что это — черта характера, а можно о том — что жизнь учит ничего не упускать. Но наши-то люди, живущие беднее, тем более будут хвататься за любой дополнительный доход. И нет ничего странного в том, что модные художники помогают изготовлять подделки, если это может принести им пусть даже не полторы тысячи, а несколько сотен долларов в месяц. Вопрос в том, кто стоит за ними, кто главный организатор всей аферы. Но это мы узнаем, потому что такие вещи надо знать. И еще неизвестно, что поведает нам Буркалов…

— Мы вам поможем! — подскочил Мишка Астафьев.

— Нет, — твердо сказал Осетров. — Наше участие в этом деле заканчивается. Вы ж слышали — до сих пор не исключена вероятность, что Буркалова пытались убить за иконы. Все это может быть слишком опасно. К тому же свои задания вы выполнили на отлично — и все!

Класс притих, потом Жорик поднял руку.

— Да, Шлитцер?

— Можно вопрос товарищу генералу? — спросил Жорик.

— Николаю Ивановичу, — поправил его Осетров.

— Ну да, Николаю Ивановичу… Скажите, Николай Иванович, вот вы приехали просто поглядеть, насколько мы толковые ребята и умеем работать, или хотели узнать что-то важное?

Николай Иванович слегка улыбнулся.

— Скажем так, и то, и другое.

— И вы услышали это важное?

— Кое-что услышал, — Николай Иванович опять улыбнулся.

— Позвольте мне догадаться… Наверное, вас интересует этот коллекционер, который на «форде» разъезжает, сосед и Васьковых, и Буркалова. Явно, богатый мужик, и при этом уж он-то будет знать толк в иконах, и настоящих, и поддельных, и вы думаете, что за всей этой аферой он стоит? А мы-то упустили его из виду!.. И к попытке убийства Буркалова он может быть причастен, так?

— Рано пока что говорить, так это или нет, — ответил Николай Иванович. — Но этот, как ты выразился, богатый мужик на «форде», это не кто иной, как Челканов. В свое время успел довольно крепко посидеть за всякие преступления, связанные как раз с произведениями искусства и с рынком искусства. За последние годы, можно сказать, воскрес из пепла. Почти наверняка, ключевая фигура в этой афере — он. И перед убийством он не остановился бы. И если уж он затеял аферу с подделками икон, то не ради двух-трех тысяч долларов в месяц, а ради чего-то большего… Впрочем, пока что рано о чем-то говорить. Естественно, что он держится в тени, и о нем вам не удалось узнать практически ничего. Но зато вы выяснили немало других ценных вещей. Молодцы! Все, что вы выяснили, нам очень поможет.