Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как реагировать на эти признания? Я потрясена. Я благодарна всем сердцем, хотя в глубине души боюсь, что не заслуживаю такой похвалы. За последние месяцы столько людей выразили мне свою любовь и восхищение в виде писем, цветов, еды. И все же эти женщины особенные – писательницы, профессора, независимые исследователи, фотографы и кинематографисты, присутствовавшие в моей жизни более полувека. Стина Качадурян, которую я знаю с 1966 года, начинает свое письмо так: «Подруга, наперсница, наставница, писательница, мудрая женщина, женщина, которая всегда рядом, скала, почти родственница, сестра». От этих писем на мои глаза наворачиваются слезы, и я сохраняю их все, чтобы потом перечитывать снова и снова.
«Письма к Мэрилин» – это «ограниченное издание в одном экземпляре», составленное Айвори Мэдисон и оформленное Эшли Ингрэм. На обложке – моя фотография, сделанная лет тридцать пять назад. На ней я сижу за своим письменным столом. Никогда еще, по моему предвзятому мнению, не существовало более красивой книги, выпущенной ограниченным тиражом. Ни более красивой, ни более значимой для человека, приближающегося к концу своей жизни.
Час пролетает незаметно, но я успеваю поговорить с каждой гостьей. Особое удовольствие мне доставляет посидеть с Барбарой Бэбкок, профессором права из Стэнфордского университета, которая недавно проходила химиотерапию (у нее рак молочной железы). Я всегда восхищалась ее мужеством и стойкостью. Задолго до того, как мне поставили диагноз множественной миеломы, мы регулярно встречались в ресторанах или у нее дома, когда она чувствовала себя нехорошо. Однако с тех пор, как я начала свое лечение, мы не виделись. Мы говорим о наших болезнях, о поддержке и заботе наших любящих мужей.
Я несказанно рада видеть Майру Стробер, мою дорогую подругу и коллегу с тех пор, как в 1976 году она наняла меня в качестве старшего научного сотрудника и администратора в Научно-исследовательский центр по проблемам женщин (Center for Research on Women). Без Майры вторая половина моей жизни была бы совсем другой. Я благодарна за то, что она смогла прийти сегодня, несмотря на недавнюю операцию на бедре и болезнь Паркинсона, которой страдает ее муж.
Барбара и Майра были первыми женщинами, нанятыми Стэнфордской юридической школой (Барбара) и Стэнфордской школой бизнеса (Майра) в 1972 году. За свою долгую карьеру каждая из них стала наставницей для многих других женщин и каждая написала автобиографию, в которой поделилась своим личным и профессиональным опытом.
Я прошу Мэг Клейтон рассказать о ее новом историческом романе «Последний поезд в Лондон»[25], который вскоре выйдет на английском языке и будет переведен на девятнадцать языков! За последние несколько лет Мэг превратилась в выдающуюся писательницу. Мне несказанно повезло – эта трансформация происходила на моих глазах. В своем письме ко мне Мэг цитирует стихотворение «Пусть наступит вечер» Джейн Кеньон. Много лет назад в этой самой гостиной его читал вслух ныне покойный Джон Фелстинер. Это стихотворение, которое я привожу здесь лишь частично, как нельзя более уместно в моей жизненной ситуации:
Когда все уходят, я долго думаю о словах любви, которые услышала и прочитала сегодня. Неужели я действительно была такой доброй и великодушной, как утверждают мои друзья? Если это правда, то этим я обязана маме – самому милому и доброму человеку, которого я знаю. Моя мама была добра ко всем. Даже когда ей было за восемьдесят, она звонила в дверь своим соседям и спрашивала, не нужно ли им принести что-нибудь из магазина. Позже, когда мы поместили ее в дом престарелых в Пало-Альто, она всегда оставляла сладости, которые давали в столовой, и дарила их внукам, когда те приезжали ее проведать. Она воспитала во мне природную общительность и умение «давать, а не брать». Прежде чем что-то сказать или сделать, учила она, подумай, какие чувства вызовут твои слова и поступки у другого человека. Конечно, я не всегда следовала ее примеру. Иногда я вела себя бездумно и даже намеренно эгоистично. К счастью, друзья, которые приезжали сегодня, видели меня только с лучшей стороны.
Эту идиллическую картину омрачает одна-единственная мысль: большая часть хвалебных слов в мой адрес, безусловно, вдохновлена моей болезнью. Едва ли мне осталось так уж долго. Возможно, это был последний раз, когда я видела этих людей. Пришли ли они, чтобы «отдать последнюю дань уважения»? Ну, даже если это и так, я приму ее. Это был прекрасный день, единственный в своем роде, и я буду дорожить им всю оставшуюся жизнь, какой бы длинной или короткой она ни была.
Октябрь
Как сообщила нам доктор М. на нашей последней встрече, результаты анализов показывают, что Мэрилин лучше. С тех пор наша жизнь претерпела значительные изменения. Мэрилин снова со мной. Она не умрет в ближайшем будущем – я даже надеюсь, что она и меня переживет. Моя прежняя Мэрилин вернулась ко мне, и мы провели несколько чудесных дней.
Как обычно, в среду я сопровождаю ее в больницу, где ей ставят капельницу с лекарством. На день или два она становится более веселой, более похожей на саму себя. Обычно она неплохо себя чувствует по четвергам, но на этой неделе все по-другому: она в исключительно хорошем настроении. Это та Мэрилин, которую я знал до болезни, та Мэрилин, которую я так давно не видел.
В пятницу, через два дня после сеанса химиотерапии, она все еще чувствует себя достаточно бодро, чтобы пойти ужинать в ресторан. С тех пор как она заболела несколько месяцев назад, мы ужинали в ресторане, пожалуй, всего два раза. Мы выбираем наш любимый ресторанчик, «Fuki Sushi», который находится всего в нескольких кварталах от нашего дома. В меню есть такие блюда, как рисовый суп дзосуи и мисо, с которыми желудок Мэрилин справится без труда. За последние пятьдесят лет мы ужинали там раз пятьсот. Помнится, нам даже подарили набор ножей для мяса как самым преданным клиентам.
На следующее утро, в субботу, Мэрилин просыпается с широкой улыбкой на лице. «Мне приснился восхитительный сон – самый смешной сон за последние месяцы, если не годы, – рассказывает она. – Я нахожусь в нашем доме в Вашингтоне и тайком поднимаюсь в свою спальню с каким-то мужчиной. Его лица я не вижу. Он ложится со мной в кровать. Мы начинаем заниматься любовью, но в самый интересный момент он мочится прямо в постель. Мне нужно встать и сменить простыни. Потом я спускаюсь вниз, чтобы приготовить чай, и, поднимаясь по лестнице, слышу какой-то шум в комнате моей мамы. Я стучу в дверь и слегка приоткрываю ее. Угадай, кого я там вижу? Нашего сына Бена, голого! Он сидит на кровати моей мамы и ухмыляется во весь рот. Мама смотрит на меня и говорит: “Теперь ты знаешь!” Я отвечаю: “В моей спальне тоже кое-кто есть. Теперь ты знаешь”».