— Это очень мило с ее стороны. Но будь осторожен, Ник. Она вполне способна проглотить и твое сердце, перемолов его в своем «Мэджимиксе».[20]

— Согласен, но ты же знаешь, я люблю экстрим.

Миа улыбнулась и подняла бокал красного вина с насмешливым тостом.

— Что ж, желаю тебе пережить все это. Но когда она сделает твои прелестные голубые глазки коричневыми, не жалуйся, что я тебя не предупреждала. Ладно, — она больше не собиралась тратить время на Клодин и придвинула меню, — что тут есть вкусненькое?

Не замечая, как летит время за обедом, они беседовали с непосредственностью, которой способствовали долгая дружба и то, что они выросли вместе. Двенадцать лет своей жизни он провел вдали от нее, но их словно не было — они исчезли.

«Важно то, что происходит сейчас, — думал Ник, — сейчас и здесь».

Миа рассказывала ему историю о новом парне Лайзы — весьма забавную, кстати, — но он никак не мог сосредоточиться на том, что она говорила. Ему просто было приятно находиться рядом с ней, видеть ее лицо. Большие глаза, рот со слегка вздернутыми уголками, отчего создавалось впечатление, что она вот-вот улыбнется, очаровательный, задорный носик, который так ему нравился.

Но годы, проведенные им вдали от дома, оставили также некоторые пробелы в его представлении о ней. Она подняла руку и убрала прядь волос с лица. Рукав блузки соскользнул, открывая запястье с нарисованными на нем символами Усуи, похожими на неразборчивые птичьи следы. Он знал, что эти значки имеют отношение к учению Рейки, исцелению и перемещению энергии, но у него не было четкого представления, что они обозначают. Они появились на руке Миа уже после того, как он уехал в Шотландию. Что-то произошло с ней за эти двенадцать лет, о чем он не знал. Что-то таинственное. Иногда ему даже приходила в голову фантастическая мысль, что Миа живет одновременно в каком-то другом, параллельном мире, словно мистическая, прекрасная кошка, которая выходит на охоту во мраке, когда все прочие давно уже легли спать.

Он любил эту женщину и хотел бы перевести их отношения на следующий уровень. Почему же ему никак не удается найти нужные слова? Он знал почему. Если его ждет фиаско, это может положить конец их дружбе, а он не был уверен, что сумеет пережить расставание. В юности он был гораздо смелее.

«Миа Локхарт, не дашь ли ты мне ключик от своего сердца?» — написал он ей однажды.

Учитывая его тогдашний возраст — тринадцать лет, — это была неплохая попытка. Миа в тот раз была доброй, но непреклонной. Возможно, она и сегодня была бы добра, но как только он признается ей, а она отвергнет его чувства, начало их «континентальному дрейфу» будет положено.

К концу вечера за кофе они заговорили о Валентайне.

— Признаться, я и не вспоминал о нем, пока был заграницей, — сказал Ник, — но теперь, когда знаю, что никогда больше его не увижу, мне очень хочется выпить с ним по кружке пива.

— А я постоянно думаю о той бомбе, которую вы сделали в гараже твоей матери, когда вам было по десять.

— Как мы еще не укокошили самих себя. — Ник покачал головой, вспоминая.

Они с Валентайном засунули в свинцовую трубку стеклянный шарик, а затем пытались заставить его выскочить оттуда, используя бытовые моющие средства и бензин. От произошедшего в результате взрыва остался кратер в полу гаража и потрескались окна в четырех домах. Шарик же остался в трубке.

— Ты ведь поддерживала связь с Валентайном все эти годы. — Он посмотрел на нее.

— Не так часто после того, как он уехал в Ливерпуль. — Ее голова была опущена, и он не мог рассмотреть выражение ее лица. — Но да, мы не теряли друг друга из вида.

— Ты знала, что он решил снова выйти на ринг?

— Нет, — ее голос прозвучал очень тихо, — он не сказал мне. — Она помолчала, — Ник…

— Да?

— Ты помнишь Джеффа Карузерса? Он тренировался в «Скорпио». Компания, в которой он работает, перевела его в Манчестер, и теперь он живет там. В последний раз он приходил в «Скорпио» недели через две после твоего возвращения.

— Вроде помню, — Ник задумался на секунду. — Рыжий такой, второй полусредний вес?

— Да, это он.

— Ну и что с ним?

— У него поединок на следующей неделе.

Он ждал продолжения, но она молчала, сосредоточенно размешивая чай.

— Он твой друг?

— Да.

На секунду ему показалось, что она хочет что-то добавить. Что-то очень важное.

— Миа, в чем дело?

— Да нет, ничего. Забудь.

Она посмотрела на часы и бодро сказала:

— Если ты собираешься сбросить еще пару фунтов во время утренней пробежки, то тебе уже пора в кровать.

— Кстати сказать, — он сделал знак официанту, чтобы тот принес счет, — похоже, я нашел себе нового спарринг-партнера.

— Прекрасно. Я очень рассчитывала на то, что Джей Си подыщет кого-нибудь на замену Оки. И кто он?

— Новичок, зовут Эдриан Эштон. Собственно, он мне сказал, что вы с ним встречались сегодня.

— Эштон…

— Высокий. Светлые волосы.

— О. — На какое-то мгновение ее лицо приняло странное выражение.

— Ты уже тренировался с ним? Как он держится?

— Он быстрый, — Ник пожал плечами. — Хорошая ручная скорость, отличные удары ногами. Но в душе он «танцор». Изучал духовные практики на Востоке.

— Интересно, зачем ему понадобился спарринг.

— Да уж. — Ник взял у официанта чек. — Позволь, я заплачу.

— Ответ на это будет «нет». — Она улыбалась, но в голосе сквозила решимость. — Каждый платит за себя. Как обычно.

Точно. Как обычно.

На улице он помог ей одеть жакет.

— Я припарковался вон там. — Он указал на свою машину «Астон Мартин DB7 Загато» цвета металлик.

Несмотря на то что теперь он мог позволить себе многое, Ник не баловал себя «игрушками» слишком часто, но «астон мартин» — особая история. Машина и музыкальная система «Крелл эволюшн», которую он не так давно за приличные деньги установил у себя в квартире, были двумя примерами его расточительности.

— Одна минута, Миа, и ты дома.

— В этом нет необходимости, Ники. Мне и на велосипеде хорошо.

— Но вы не можете ехать на этом, мисс Локхарт. Уже поздно. Кроме того, Лайза рассказала мне о каком-то подозрительном субъекте, шныряющем по парку, который следил за тобой.

— Лайза любит страшные истории. Да, там был человек, но ничего плохого он не делал. Думаю, я просто перенервничала. Это случилось после того, как ты рассказал мне о смерти Валентайна. Я была… не в своей тарелке.