– Я уверен, – сказал он, – что тот, кто подбросил Оливию в наш сад, горько сожалеет об этом. Она – изумительный ребенок.

Лилиан кивнула. Ей было приятно, что он наконец признал это.

– Кстати, ты наладил службу охраны в своем поместье? – внезапно вспомнила она.

Он оглянулся и посмотрел на нее.

– Ты удивительно заботлива, – заметил он. – Но не беспокойся. У нас теперь все под контролем.

– А у вас были случаи, когда кто-то пытался проникнуть в поместье с какими-нибудь злыми намерениями?

– Нет. Здесь ничего такого не случалось.

Он помог ей перенести ванну и поставить ее на стойку.

– Моя сестра Мелисса, которая живет в Беверли Хиллз, должна постоянно заботиться о своей охране, – продолжал он. – Ее несколько раз пытались похитить. Но никто еще не пытался похитить меня или моего брата. Я думаю, они не осмелились бы, потому что знают, что это им так просто не пройдет.

Лилиан остановилась, посмотрела на него и внезапно похолодела.

– Похищение – не единственное, что может случиться с тобой. Что, если кто-то захочет убить тебя?

Он пожал плечами.

– До сих пор никто не пытался этого сделать.

Она вспомнила, что ее отец говорил о подпольном движении бунтовщиков в Октавии. Та ветвь королевской семьи, к которой принадлежала она, никогда не была под угрозой. Они никогда не обладали реальной властью и поэтому смогли спокойно переехать в Штаты, где продолжали жить скромно и небогато, ничем не отличаясь от других. Но семейство Вильмар-Дювалей было другим. В их руках была власть, и поэтому им в любой момент могла грозить опасность. Внезапно она испугалась за Патрика. Он так легкомысленно пренебрегал мерами предосторожности!

– Меня не столько беспокоит твоя личная безопасность, – торопливо добавила она, боясь, что он неправильно поймет ее. – Я беспокоюсь об Октавии.

Неожиданно она вдруг поняла, что говорит правду. Как странно. До приезда в это поместье она никогда так много не думала о своем происхождении. Похоже, знакомство с принцем заставило ее по-новому посмотреть на свою принадлежность к октавианцам.

– Конечно, я верю, – сказал он, и его глаза насмешливо заблестели.

– Подай мне, пожалуйста, банные коврики, – попросила она, пытаясь сменить тему разговора.

Патрик повернулся туда, откуда должен был достать коврики, и его глаз невольно зацепился за нечто, лежащее в груде белья. Он нагнулся и поднял клочок мятой материи.

– Лилиан, откуда это появилось здесь? – с подозрением спросил он.

– А, эта материя? Я нашла ее в одеяльце малышки. Она служила чем-то вроде подкладки. А в чем дело?

Он развернул лоскуток и распрямил его, держа в руках.

– Смотри, – сказал он, указывая на узор ткани. – Это наш фамильный герб. Никто, кроме нашей семьи, не имеет права использовать этот гербовый узор…

– Странно, – пробормотала она, не зная, что думать.

Он почесал затылок.

– Очень странно. – По его голосу было ясно, что он нервничает. – Черт возьми! Нужно непременно найти мать Оливии. Меня начинает изводить вся эта дурацкая таинственность вокруг этого ребенка.

Он выглядел не на шутку озабоченным. Похоже, проблема ребенка начинала по-настоящему беспокоить его, и Лилиан находила в этом немало утешительного для себя. Она хотела поговорить с ним об этом, но вдруг зазвонил телефон. Патрик снял трубку и, после короткого разговора с Густавом, обратился к ней:

– Ты справишься с купанием одна? Густав сказал, что мне должны позвонить из Октавии. Я должен идти в свой кабинет.

– Иди. Мы управимся без тебя, – ответила она.

Он посмотрел на нее, и ей показалось, что он сейчас наклонится к ней и на прощание поцелует в губы. Но мгновение пролетело, и, выходя за дверь, он одарил ее теплой улыбкой.

Она вздохнула. Интересно, почему этот лоскуток заставил его так сильно разволноваться? Может, он вызвал у него сомнения в своей непричастности к появлению этого ребенка?

Однако времени на раздумья у нее не было. Ей нужно было искупать малышку. Вопреки опасениям, купание оказалось довольно забавным ритуалом. Девочка радостно плескалась в воде, и, казалось, купание приносит ей не меньше наслаждения, чем все остальное в ее жизни. Разглядывая забавную малышку, Лилиан вдруг заметила то, чего раньше не замечала: на пухлой грудке, чуть повыше сердца, было красное родимое пятно размером в полтора сантиметра. И оно поразительно напоминало нераскрывшийся бутон розы!

– Тебе очень идет эта изящная розочка, – сказала она раскрасневшейся малютке.

Кузины приехали как раз в тот момент, когда Лилиан возвращалась с прогулки. Стоило ей подкатить коляску к ступенькам парадного входа и взять девочку на руки, как она увидела два длинных черных лимузина, подъезжающих к особняку. Времени бежать у нее не было. Прежде чем она осознала, что происходит, лимузины остановились, из них вышли водители и стали открывать двери машин. Из особняка появились два лакея в ливреях и принялись заносить багаж. А из машин начали высыпать женщины различных возрастов и комплекций. Слетелись, как мухи на старую пиццу, подумала Лилиан, вспомнив одну из любимых фраз своего брата.

Ей оставалось надеяться, что среди них не окажется знакомых. Вероятность этого была довольно велика – в семье Лилиан светских, пустоголовых мотыльков не водилось.

Стоя между машинами и парадным входом в особняк, Лилиан могла хорошо видеть лица прибывших гостей. Шумно переговариваясь, они небольшими группами поднимались по ступенькам и исчезали в особняке. Вдруг она заметила знакомое лицо. Герцогиня Таливская, старая подруга ее матери! Много лет назад мать взяла Лилиан с собой в Лос-Анджелес, чтобы навестить герцогиню в ее роскошной вилле на берегу океана. Лилиан хорошо запомнила этот визит благодаря прекрасной местности с потрясающим видом на океан. Они пили чай на террасе и наблюдали, как солнце, расплескивая нежный пурпур по поверхности океана, медленно погружалось в дымку, стелившуюся вдоль горизонта. Тогда ей в голову пришла мысль, что самой приятной привилегией, которой пользовались королевские семейства, была возможность селиться в самых живописных уголках земли.

Лилиан хотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть из виду, сбежать, но было слишком поздно. Герцогиня, в компании двух других женщин, направлялась к ней. Бедной Лилиан ничего не оставалось делать, как приклеить к губам улыбку и приготовиться мужественно встретить удар судьбы. Но первая женщина прошла мимо нее, даже не взглянув. Вторая посмотрела сквозь нее, как будто она была пустым местом, а герцогиня, которую мать Лилиан считала одной из своих самых близких подруг, уронила неприязненный взгляд на ребенка, затем прошла мимо, так и не узнав ее.

Лилиан была в шоке. Они проходили мимо нее, как будто она была цветком в горшке. Ее тревогу сменило негодование, и глазами, полными ярости, она уставилась на женщин, замыкавших шествие. Но никто, казалось, не замечал ее.