– Да какие блокираторы, Коля! – «красный» побрел к выходу. – Надо разбираться с костюмом. Что у меня, что у Семена – одинаковая проблема. Глушатся артефакты, приборная панель полностью обесточивается! Ты думаешь, мне приятно было с высоты на асфальт падать? Никакой амортизации! Амулеты сдохли! Или интеграторы шалят! Они же из новой партии!

Раздраженно переговариваясь, пилоты скрылись в фургоне, а мы, нисколько не расстроенные, пошли обратно, оживленно рассуждая о произошедшем. Версий было не так много, а точнее одна: кто-то блокировал работу артефактов. Но вот о причине подобного казуса спорили долго.

– Конкуренты, – важно заявил Борька. – Так всегда бывает. Кому-то не понравилось, что новые «скелеты» появились, вот и гадят.

– Да просто ошибка инженеров, – возразил Салтан. – Где-то накосячили, вот и происходит замыкание в интеграторе.

Последнее слово он произнес с трудом, да еще с ошибкой. Получилось «интрегатор». Мы хохотали и тыкали пальцем в Салтана, отчего он обиделся и пообещал столкнуть нас в Волхов, когда мы пойдем по набережной. А он мог, потому что из всех младших был задиристым и нахальным парнишкой.

– А почему оба раза они упали напротив нас? – задал самый главный вопрос Степка. – Рядом со мной стоял какой-то мужик, все время руки в карманах держал. Может, и в самом деле блокиратор включал?

– На сколько метров он действует? – заинтересовался Василек. – Кто знает?

– Сто метров, – важно сказал Степка.

– Двести! – завопил Борька.

– Ты дебил! – тут же окоротили его. – Никто таких блокираторов не делает! Пятьдесят метров, не больше.

– Амулеты отключались рядом с решеткой, а не в центре, – чтобы отвести от себя даже намек на подозрение, произнес я. Мне под ноги попалась жестяная банка из-под пива, и я тут же запулил ее вперед. – Точно кто-то с блокиратором работал. Айда, пацаны, к Гавани! На яхты посмотрим!

Больше всего после желания путешествовать по железной дороге, я хотел стать моряком. Новгород чем и был хорош, так очень оживленным движением по Волхву разнообразных судов: рыболовецких, грузовых, белоснежных яхт аристократов, речных трамвайчиков, перевозящих людей с одного конца города на другой. С Гавани можно было плыть в любую сторону: хоть в Ильмень, хоть на Ладогу. Да и на Онегу ходило много судов. Через систему шлюзов торговые караваны попадали в Белое море.

И мы зачарованно стояли на пристани, глядя на деловую суету, царящую возле причалов. Портовые краны работали беспрерывно, то и дело вздымая вверх огромные грузы в ящиках или в прочных сетчатых коконах. Неподалеку от нас трудился «РЭКС» с обшарпанной краской на угловатых боках, разгружая небольшие суда. Он стоял в воде, и где было нужно, подходил к борту, вытягивая свои манипуляторы, хватал контейнер и переносил его на берег или сразу же ставил на автосцепку грузового автомобиля.

– Ой! – вдруг вскрикнул Степка. – Обед просвистим! Опоздаем – нам хана!

Мы рванули изо всех сил вдоль берега, оббегая груженые фуры и автопогрузчики, снующие по причалам. Гавань почти вплотную соприкасалась с городом, и поэтому многие грузовики сразу же ехали на склады Торгового Двора, не теряя времени. Как нам удалось не попасть под колеса при столь интенсивном движении, я не понимал. А вот увернуться от тяжелой руки Агафона не удалось.

На обед мы опоздали, и то из-за аварии на мосту через Федоровский ручей. Дорожная полиция перекрыла обе стороны, чтобы разобраться с причиной, и нам не удалось проскочить на другой берег. Не через протоку же плыть! Сразу бы выловили дружинники, да по шее накостыляли. И Барыне сдали бы со всеми потрохами. Впрочем, мы и так получили наказание.

Через лаз мы проникли на территорию приюта без проблем. Никто нас не ловил, засаду не устраивал. А вот незаметно попасть в корпус столовой не удалось. Мы хотели выпросить хотя бы буханку хлеба, чтобы протянуть до вечера, зная, что обед помахал нам ручкой. Первым, кого мы встретили – был Хромец. Агафон сидел на крылечке черного хода и насмешливо глядел, как наша пятерка осторожно крадется вдоль стены.

– Стоять! – рявкнул Агафон, как только Степка первым взялся за ручку двери, ведущей на кухню. – Быстро подошли сюда!

– Влипли, – безнадежно выдохнул Салтан.

Мы с обреченным видом поплелись к своему экзекутору. Сейчас он найдет наказание.

– Почему покинули территорию приюта? – Хромец выкатил глаза и страшно навис над нами. – Где шлялись, паразиты?

– Дядя Агафон, да мы недалеко были, на Федоровском ручье, – заюлил Степка. – Хотели рыбки наловить.

– Пороть вас надо, рыбаки! – раздул ноздри наш надзиратель. – Марье Дмитриевне чуть плохо не стало! Пять человек разом куда-то пропали! Из-за вас на месяц запрещены выходы в город! Всем! Чуете, чем пахнет?

– Ну все, – выдохнул Борька, – теперь Ворон наши кишки на ворота намотает!

– Соображаешь, малец, – остывая, пробурчал Агафон. – Не мое это дело – вмешиваться в мальчишеские отношения. Это если драка серьезная, то я никого жалеть не буду, ремнем так отхожу – на всю жизнь запомните! А вот препятствовать воспитанию старшими младших не могу!

Мы замялись, осознавая, какая проблема нависла над головами. Старшие парни, небось, злы сейчас, и ночью обязательно придут провести задушевную беседу.

– Ладно, – поднялся Хромец. – В наказание сейчас идете на кухню и помогаете работникам мыть посуду и картошку чистить к ужину. Поняли меня? Не дай бог узнаю, что и здесь волынить вздумали – очень рассержусь.

И мы уныло побрели отрабатывать свою повинность под чутким надзором Агафона, тяжело ступающего за нашими спинами, держа тыл, чтобы не разбежались.

Лишь по прошествии многих лет, когда я уже осознанно воспринимал мир со всей его многогранностью, поступок Агафона-Хромца выглядел очень человечным. Ведь надзиратель мог спокойно отправить нас чистить отхожие места или снимать старую известку со стен приютского барака, чтобы подготовить их для побелки. Вместо этого мы попали в столовую, где нас от пуза накормили сердобольные тетки, тем самым хитро обойдя строгие запреты Барыни наказывать опоздавших строгим постом. Пропустил обед? Ходи целый день голодным, да не забудь отработать повинность.

3

В ночной тишине спальни не слышно ни шороха, ни звука. Кусочек луны, уже перевалившей середину неба, заглядывает в одно из окон, подсвечивая серебристым светом угол комнаты со стоящей там кроватью. Под одеялом хорошо видна фигура человека, накрытого с головой.

Скрип половиц в коридоре можно списать на осадку старого дома. Здесь всегда по ночам что-то шевелится. То дверь перекосит, то штукатурка в сыром углу обвалится. Поэтому вряд ли кто обратил бы внимание на тихие звуки. Но дверное полотно вздрагивает и тихо-тихо отходит в сторону. Высокие тени, одна за другой, проскальзывают в спальню и останавливаются в проходе между кроватями.

– Свет не включай, – слышится шепот. – Фонарик у тебя, Сивый?