Был четверг, а это означало, что он идет в ложу Элкс. Игра заканчивалась в десять, и через пятнадцать минут он уже будет дома.

— Сегодня ты никуда не пойдешь, — сказала ма с более силь­ным, чем обычно, европейским акцентом. — Стив только что приехал.

Насколько помнил Стив, мать впервые попросила отца не ходить в ложу. Но если тот и удивился, все же виду не подал. Ос­тановился на пороге, а когда повернулся, лицо его было непро­ницаемым.

— Или возьми его с собой, — настаивала мать. Отец перекинул пиджак через руку.

— Хочешь пойти?

— Конечно. Почему бы нет? Это совсем неплохо.

На губах отца мелькнула едва заметная улыбка. Сиди они за игорным столом, вряд ли отец позволил бы себе хоть намек на улыбку.

— Лжешь, — бросил он.

...Мать умерла внезапно, через несколько лет после этой встречи. В мозгу лопнула артерия...

В больнице, сидя у постели отца, Стив думал о ее безгранич­ной доброте.

Отец закашлялся и проснулся. Повернул голову и увидел в углу Стива. Сейчас, когда на его лице играли зловещие тени, ста­рик был похож на скелет.

— Ты еще здесь?

Стив ближе подвинул стул.

— Да, я все еще здесь.

— Почему?

— Что значит «почему»? Потому что ты в больнице.

— Я в больнице, потому что умираю. И умру независимо от того, сидишь ты тут или нет. Тебе следует ехать домой, к жене и детям. Ты все равно ничего не можешь для меня сделать.

— Мне хочется быть здесь, — объяснил Стив. — Ты мой отец. Почему ты не хочешь, чтобы я был с тобой?

— Наверное, просто не желаю, чтобы ты видел, как я уми­раю.

— Если считаешь, что мне лучше уйти, я уйду.

Отец издал странный звук, больше похожий на фырканье.

— Видишь ли, это твоя проблема. Ты стараешься, чтобы я принял решение за тебя. В этом весь ты.

— Может, я просто хочу посидеть с тобой.

— Ты хочешь? Или жена?

— Какая разница?

Отец попытался улыбнуться, но получилась гримаса.

— Не знаю. А разница есть?

Со своего места, за пианино, Стив услышал шум машины. Свет фар прошелся по стенам, и на минуту ему показалось, что это Ронни попросила ее подвезти. Но свет мгновенно пропал, а Ронни по-прежнему не было.

Начало первого. Может, пойти ее поискать?

Несколько лет назад, до того как Ронни перестала с ним раз­говаривать, они с Ким отправились к семейному психологу, офис которого был расположен около Грамерси-парка, в отреставри­рованном здании. Стив вспомнил, как сидел на диване рядом с Ким, глядя на довольно молодую угловатую женщину в серых слаксах, имевшую привычку складывать кончики пальцев доми­ком. Стив заметил, что она не носит обручальное кольцо.

Стиву стало не по себе: поход к психологу был идеей Ким, и она уже приходила сюда одна. Это была их первая совместная встреча, и в качестве вступления Ким поведала психологу, что Стив держит свои ощущения и эмоции при себе, но в этом не он виноват. Его родители тоже были людьми сдержанными, и он вырос в семье, где не привыкли обсуждать свои проблемы. Он искал убежища в музыке, и только сидя за пианино давал волю всем своим эмоциям.

— Это правда? — спросила психолог.

— Мои родители были хорошими людьми.

— Это не ответ на вопрос, — возразила она.

— Я не знаю, какого ответа вы от меня ждете.

Психолог вздохнула.

— Ладно, как насчет обращения к специалисту? Мы все зна­ем, что случилось и почему вы здесь. Думаю, Ким хочет, чтобы вы ей сказали, какие ощущения вызывает у вас визит ко мне.

Стив долго обдумывал вопрос. Он хотел сказать, что все раз­говоры о чувствах не имеют смысла. Что эмоции нельзя не кон­тролировать и нет никаких причин волноваться из-за этого. Что, в конце концов, людей судят по их поступкам, поскольку имен­но они все определяют.

Но он ничего этого не сказал. Только крепко сцепил пальцы.

— Хотите знать, что я при этом чувствую?

— Да, но говорите не мне, а Ким.

Он повернулся к жене, чувствуя, с каким нетерпением она ожидает его слов.

— Я испытываю...

Он был в кабинете вместе с женой и незнакомкой, занятый разговором, который и начинать не следовало бы.

Было пять минут одиннадцатого утра, и он вернулся в Нью-Йорк всего на несколько дней. Турне проходило по двадцати че­тырем городам, пока Ким работала помощницей адвоката в юри­дической фирме на Уолл-стрит.

— Я испытываю... — повторил он.

Час ночи.

Стив вышел на заднее крыльцо. Ночь выдалась такой лун­ной, что можно было легко разглядеть пляж. Он не видел дочь шестнадцать часов и начинал беспокоиться. Правда, она умна и может о себе позаботиться.

И все равно он тревожился...

Неужели завтра она тоже исчезнет и так будет повторяться все лето?

Проводить время с Джоной все равно что обрести несказан­ное сокровище, но он хотел побыть и с Ронни.

Стив ушел с крыльца, сел за пианино и почувствовал то же самое, о чем когда-то сказал психологу.

Полную опустошенность.

В «Боуэрс-Поинт» собралась довольно большая компания, но мало-помалу все стали расходиться, до тех пор пока не оста­лось пятеро постоянных посетителей. Некоторые были совсем не плохи, а двое казались весьма интересными. Но потом под действием алкоголя началось пьяное веселье и все стало скуч­ным и знакомым, по крайней мере для Ронни.

Она стояла одна у края воды. За спиной горел костер, у ко­торого курили и пили Тедди и Ланс, изредка перебрасываясь горящими шарами. Блейз глотала слова и только что не облизыва­ла Маркуса.

Время было позднее: не по нью-йоркским стандартам, там она показывалась в клубах не раньше полуночи, но из-за ранне­го пробуждения день казался слишком долгим. Она устала.

Завтра она будет спать допоздна. Вернется домой, занавесит окошко одеялом... Черт, если понадобится, прибьет его гвоздя­ми к стене. Она не собирается все лето вставать вместе с ферме­рами. Даже если придется проводить день с Блейз на пляже! К ее удивлению, Блейз сама это предложила, и, по мнению Рон­ни, просьба сильно смахивала на мольбу. Но так или иначе, де­лать особенно нечего. После закусочной они обошли большин­ство соседних магазинов, включая музыкальный, оказавшийся довольно крутым, а потом пошли к Блейз смотреть «Клуб вы­ходного дня», пока ее ма была на работе. Конечно, это кино вось­мидесятых, но Ронни фильм любила и смотрела раз пятнадцать. Фильм не казался ей устаревшим, все события и герои для нее были удивительно реалистичны. Более достоверны, чем проис­ходящее здесь и сейчас. Особенно потому, что чем больше Блейз пила, тем больше забывала о присутствии Ронни и висла на Мар­кусе.