– Уж мне об этом известно.

– Давно с ним виделась? – спросил Далмацкий, и Полина уловила в тоне его голоса неподдельный интерес.

– Года два назад. Он помогал мне уладить кое-какие проблемы.

– Никифорова, разве у тебя бывают проблемы?

Полина ткнула Далмацкого в бок.

– Не паясничай, – сказала она. – Волошин – хороший человек. Вы, кстати, часто видитесь?

– Бывает, – неопределенно ответил Далмацкий. – Что, скучаешь по Илюше?

– Естественно. Он же был моей первой любовью, – она рассмеялась и добавила: – Прости, ошиблась. Илья Волошин – моя вторая любовь. Первой был ты.

Далмацкий задумчиво потеребил подбородок.

– Смешно получается. Всех парней из нашего класса можно разделить на три категории: менты, бизнесмены и бандиты.

– На две, – поправила его Полина. – Менты и бизнесмены. Третья категория обычно растворяется в двух первых.

– Был бы я бандюгой, ездил бы на такой же тачке. – Далмацкий похлопал рукой по крыше авто, к которому они подошли. – Ты случайно не криминальный авторитет?

– Нет, – улыбнулась она, подставив щеку для поцелуя, – но возможностей у меня столько же, сколько у Вито Корлеоне[14].

Полина посигналила Далмацкому, выезжая из двора, и снова набрала номер Зины.

– Зинуля, – пропела она в трубку, – узнай мне адрес Лины Ямпольской.

– Ты, видимо, считаешь, что я справочник? Певица? Или тебя интересует другая барышня с такой же фамилией?

– Все правильно, певица. Ищи, а я побуду на линии.

– Лучше я перезвоню, вдруг это займет больше времени, чем ты предполагаешь, – сказала Зина и, не ожидая ответа, отключилась.

Позвонила она только спустя двадцать минут. Все это время Полина бесцельно ездила по центральным улицам города, слушая радио.

– Пардон за заминку, – извинилась Зина. – Потребовалась помощь менеджера этой Мадонны. Оказывается, звезда наша живет на съемной квартире, поэтому место ее проживания было сложно установить. Оно не значится в официальной базе.

– Как ты его уговорила разгласить такую личную информацию?

– Менеджера? – переспросила Зина. – Он сам все рассказал, едва я представилась.

– Позволь узнать кем?

– Лаймой, – после некоторой заминки ответила Зина, и Полина громко рассмеялась.

– А его не удивило, что ты звонишь с неизвестного номера? – не могла остановиться она, захлебываясь от смеха.

– Нисколько, потому что я звонила с правильного номера.

Полина резко замолчала.

– Опасно играешь, – коротко сказала она таким тоном, что Зина немедленно начала оправдываться:

– Но ты же всегда говоришь, что главное – результат!

– После поговорим о законности используемых методов. – Полина закончила разговор, включила голосовое управление GPS, назвала адрес, и навигатор немедленно проложил маршрут, о чем торжественно сообщил:

– Через двадцать метров поверните налево…

– Слушаюсь, мсье Жорж, – отозвалась Полина, которая всегда обращалась к своему GPS в подобной манере.

Она не предполагала, с чего начнет беседу с Ямпольской, если та, конечно, согласится принять ее. Но менять решение Полина не собиралась: ей непременно нужно было узнать, почему женщина обвинила Катю в убийстве Севы Уварова и не его ли ребенка она носит под сердцем.

* * *

– Вас сестра прислала?

Ямпольская застыла на пороге, приложив руки к груди. Взгляд ее был острым и злобным, поза настороженной, что не способствовало спокойному началу разговора. Полина нерешительно переступила с ноги на ногу, заглянула через ее плечо в квартиру и потянула носом. Оттуда несло сигаретным дымом, и она предположила, что женщина не одна, оттого и не впускает ее внутрь. Сейчас Ямпольская выглядела иначе, чем в ресторане, ничем не напоминая ту страстную, яркую особу, которая смело обвиняла Катю в смерти Севы. Она смыла с лица косметику и казалась наивно-простой и невыразительной. Светлые ресницы и брови придавали ей сходство с бесцветной молью, правда, на щеках играл лихорадочно-болезненный румянец, а губы были красными и влажными, оттого что она их нервно покусывала. На ней был надет симпатичный халатик нежно-голубого цвета, плотно обтягивающий аккуратный живот, на ногах теплые носки. Длинные волосы заплетены в косу, кончик которой Ямпольская теребила пальцами. Домашняя, нежная и беззащитная – такой показалась она Полине.

– Я здесь по личной инициативе.

– Входите.

Полина быстро проскочила мимо Ямпольской и остановилась, не решаясь пройти дальше. Она молчала, с интересом рассматривая помещение. Квартира показалась уютной, во всяком случае, та часть, которая была перед глазами. Большая гостиная, совмещенная с кухней, светлый коридор, отделенный от остального пространства стойкой, на которой стояли горшки с цветами. Два широких окна, направо – дверь, по всей видимости, в туалет и ванную, в противоположной стороне стеклянно-матовая панель, сквозь которую просматривались нечеткие очертания низкой кровати. Полина снова потянула носом, чувствуя запах дыма, и опять подумала, что у Ямпольской гости. «Наверное, скрылись в спальне», – быстро пронеслось в голове, и она едва не вскрикнула от удивления, когда хозяйка подошла к сигарете, дымящейся в пепельнице, и жадно затянулась.

– Вы же беременны!

– И что из этого?

– Вам нельзя курить, – вздохнула Полина, понимая, что тратит время впустую, наставляя глупую девицу на путь истинный.

– Я знаю, – вдруг мягко улыбнулась Ямпольская и послушно затушила сигарету. – Знаете, раньше я много курила, но, узнав, что жду ребенка, немедленно бросила. Меня даже тошнило от запаха дыма. Лишь когда убили Севу, я в первый раз за много месяцев подумала о сигаретах и не удержалась.

– Не мне вам указывать, как поступать, поэтому не отчитывайтесь.

– Нет, вы правы, – возразила Ямпольская, взяла пепельницу и бросила в мусорное ведро. – Я сейчас думаю только о себе, совсем забыла о нем, – она с нежностью погладила живот. – Так о чем вы хотели поговорить?

– Ваш малыш – ребенок Севы? – спросила Полина.

Ямпольская утвердительно кивнула.

– Еще вопросы?

– Как мне к вам обращаться? – Вопрос был неожиданным и показался обеим женщинам до смешного глупым.

– Как все, – ответила Ямпольская. – Зовите меня Линой.

– Лина?

– Вам же известно мое настоящее имя. Так мне кажется, во всяком случае. По паспорту я – Галина, но мой продюсер посчитал, что это звучит слишком провинциально. Поэтому уже почти пять лет, как я превратилась в Лину. Что-нибудь выпьете?