– Как ты мог поступить так, Дэви? – суровым голосом спросила Энни.

Дэви поежился.

– Я просто подшутил, для смеху. Тут уже долго такая скучища, что я подумал, что надо для смеха попугать вас как следует. Вот я и…

Несмотря на страх и некоторое раскаяние, Дэви расплылся в улыбке при воспоминании о содеянном.

– Но ты нам солгал, Дэви, – сказала Энни совсем разнесчастным тоном.

Дэви фраза Энни озадачила.

– Что значит «солгал»? Наврал, что ли?

– Я хочу сказать, что ты говорил нам неправду.

– А как же еще-то? – откровенно признался Дэви. – Если б я сказал вам правду, разве вы испугались бы? Вот мне и пришлось.

Страх и напряжение Энни дали себя знать, а отсутствие раскаяния со стороны Дэви оказалось заключительной каплей. Две большие слезы выкатились из ее глаз.

– Ах Дэви, ну как же ты мог! – промолвила Энни дрожащим голосом. – Неужели ты не понимаешь, как плохо ты поступил?

Дэви испугался. Энни плачет? Он довел Энни до слез? Его маленькое сердечко охватил настоящий приступ раскаяния. Он кинулся к Энни, забрался к ней на колени, обнял руками ее шею и залился слезами.

– Я не знал, что врать нехорошо, – сквозь слезы говорил он. – Откуда мне было знать, что это плохо? Все дети мистера Спротта врали целыми днями подряд и еще крестились при этом. Я думаю, Пол Ирвинг никогда не врет. Я стараюсь быть таким же хорошим, как он, но теперь, я думаю, ты никогда больше не будешь любить меня. Мне жутко жалко, что я довел тебя до слез, Энни, но я больше не буду врать.

Дэви спрятал лицо на плече Энни и навзрыд заплакал. На Энни внезапно нахлынула радость от того, что малыш всё понял, она крепко прижала Дэви к себе и поверх курчавой головы посмотрела на Мариллу.

– Он не знал, что лгать нехорошо, Марилла. Я думаю, мы должны простить его за эту часть его проступка, если он пообещает больше никогда не говорить неправды.

– Я больше не буду… я же теперь знаю, что это нехорошо… со всей детской серьезностью уверял Дэви сквозь слезы. Если еще поймаешь меня… что я вру… можешь… Дэви перебирал в уме подходящее наказание себе, – можешь содрать с меня с живого кожу, Энни.

– Не говори «врать, вранье», Дэви, говори «обманывать, неправда», только и нашлась что сказать Энни.

– А почему? – заинтересовался Дэви, удобно устроившись на коленях Энни и задрав любопытную заплаканную мордашку. – А чем вранье хуже неправды? Мне хочется знать, чем. Тоже хорошее слово.

– Так не принято, лучше маленьким детям избегать таких слов.

– Сколько же в мире вещей, которые нельзя делать, – со вздохом произнес Дэви. – Никогда не думал, что их так много. Я больше не буду заниматься вра… говорить неправду. Хотя это очень удобная штука. Но раз так, то я больше не буду. А что вы мне сделаете за это в этот раз? Скажите, а?

Энни с мольбой посмотрела на Мариллу.

– Я не собираюсь быть слишком жестокой к ребенку, – сказала та. – Боюсь, что еще никогда не говорил ему, что лгать нехорошо, а дети Спротта были не лучшей компанией для него. Бедняга Мэри очень сильно болела и не могла оказать ему нормального внимания. Не может же шестилетний ребенок знать что хорошо и плохо инстинктивно. Нам надо исходить из того, что он не совсем понимает, что это такое вести себя правильно. Так что нам придется начинать сначала. Но за то, что он запер Дору, он должен понести наказание. Но у меня нет на уме другого способа, кроме как послать его спать без ужина. Но мы так часто пользовались этим. Нет ли у тебя в голове чего-нибудь другого, Энни? Не могу поверить, что у тебя нет ничего про запас при твоем-то воображении, о котором ты так часто любишь говорить.

– Наказания это отвратительное дело, а я люблю воображать только приятные вещи, – сказала Энни, потрепав по голове Дэви. – В мире и без того хватает неприятных вещей, так что нет смысла придумывать что-то новое.

В конце концов Дэви, как обычно, положили спать, без разрешения вставать до полудня. Дэви, очевидно, ударился в раздумья, ибо, Когда Энни некоторое время спустя поднималась в свою комнату, то услышала, как Дэви тихо зовет ее. Она вошла и увидела его сидящим на кровати. Локтями он опирался на колени, а голову положил на ладони.

– Энни, произнес он каким-то торжественным голосом, – а это нехорошо для всех врать… то есть говорить неправду? Скажи, мне интересно.

– А как же, конечно.

– А для взрослых тоже?

– Да-а.

– Тогда, – решительно заявил Дэви, – Марилла плохая, потому что она говорит неправду. Она еще хуже меня, потому что я не знал, что это плохо, а она знала.

– Дэви Кит, Марилла в жизни не занималась выдумками! – возмутилась Энни.

– Да нет. В прошлый вторник она сказала мне, что если я не буду читать на ночь молитвы, со мной случится что-нибудь страшное. И я целую неделю их не читал, я хотел посмотреть, что же случится и ничего, – удрученно заключил Дэви свое сообщение.

Энни чуть было не рассмеялась, но потом спохватилась и из педагогических соображений сдержалась, понимая, что надо спасать репутацию Мариллы.

– Ну как же, Дэви Кит, кое-что ужасное случилось с тобой, и именно сегодня.

Дэви недоверчиво взглянул на Энни.

– Это ты про то, что меня послали спать без ужина? – презрительно произнес он. – Ну и чего тут ужасного? Конечно, мне это не нравится, но меня уж столько раз клали спать без ужина, пока я тут, что я уж привык. К тому же вы ничего не экономите на мне, когда не даете ужина, потому что я в два раза больше съедаю за завтраком.

– Я не про то, что тебя кладут спать без ужина. Я имею в виду тот факт, что ты сегодня сказал неправду. А знаешь, Дэви? – Энни нагнулась к Дэви и угрожающе помахала перед его носом пальцем. – Когда мальчик говорит неправду, это почти самое худшее, что может с ним случиться почти самое-самое. Так что видишь, Марилла сказала тебе правду.

– А я-то думал, что чего-нибудь такое случится, что закачаешься, – разочарованно произнес Дэви.

– Так вот, Марилла тут не при чем. Плохое не обязательно потрясает. Оно часто может быть скучным, глупым.

– А все-таки смешно было смотреть на вас с Мариллой, как вы заглядывали в колодец, – заявил Дэви, хлопнув Энни по колену.

Энни ничего не сказала ему. Она смогла спуститься по лестнице и дотерпеть до гостиной, а там уж разразилась таким долгим и закатистым смехом, что у нее бока заболели.

– Может, расскажешь, над какой это ты шуткой смеешься? с мрачным выражением лица поинтересовалась Марилла. – Я что-то не заметила сегодня ничего особенно смешного.

– Засмеешься, когда услышишь, – заверила ее Энни. И Марилла действительно расхохоталась, что показывало, насколько она продвинулась вперед в деле самообразования, с тех пор как удочерила Энни. Но, отсмеявшись, она тяжко вздохнула.