у тебя получается, а потом или ты просто смиришься с неизбежностью и результатами, или если получится, запечатываешь в себе всю свою слабость в кокон, который со временем каменеет, — она грустно улыбнулась и тут я поняла, что говорит сейчас про себя.

— Ты о папе? — решила уточнить и мама продолжила.

— Мы с родителями жили на другом конце страны. Я влюбилась в него еще девчонкой. Тоже школьная любовь, он старше на пару классов. Потом все разъехались кто-куда. Я встретила отца Даны, вышла замуж. Как-то само собой под забылось, чувства притупились. Жила семьей. Потом развод и в какой-то момент, я уже точно и не помню появился он. Все чувства вспыхнули. У нас все быстро закрутилось, — мама замолчала, погрузившись в воспоминания тех лет. — У него очень строгий отец был, он на тот момент очень сильно болел и Сереже пришлось уехать, и больше я его не видела. А чуть позже я узнала, что беременна тобой, — мама улыбнулась, вытирая выступившие слезы.

— Ты не пробовала его искать? — впервые мама так разоткровенничалась.

— Нет, у меня не было его координат, как-то было не до этого.

— Ты его до сих пор любишь, да? — я даже не сомневалась в положительном ответе.

— Вот видишь, а говоришь на нас не похожа, ладно. Не будем о грустном, ты же к Лёвушке поедешь, собирайся.

В девять часов я уже стояла на пороге больницы.

— Здравствуйте, — на сестринском посту встречает меня девушка, которую я уже привыкла видеть. Протягивает мне халат.

— Здравствуйте, спасибо, — принимают халат, накидываю на плечи и направляюсь в сторону палаты Льва.

Тихонько приоткрыв дверь, шагнула в светлую палату.

— Привет, — улыбнулась сама себе, радостно на душе видеть его вновь.

Поставила стул у кровати, стоящий у стены. Села. Разглядываю его, пытаясь понять, будто что-то изменилось в нем. Привычной маски уже не было, стояла трубка, что позволяло более детально разглядеть его лицо. Волевой подбородок с практически незаметной ямочкой. Приличная щетина уже переходящая в бороду. Губы — знакомый изгиб. Прямой нос, густые темные брови, между которыми пролегла морщинка. Словно он хмурился во сне, увидев что-то неприятное.

— Что ты видишь там? — прошептала я, боясь говорить громче, словно он мог меня услышать и проснуться.

Я провела пальцем по морщинке, будто пыталась ее разгладить, спустилась к щеке. Щетина щекотала подушечки пальцев, опустилась по шее к ключице, переходя на плечо и вдоль руки к кисти, к пальцам которые так хотелось сжать в своей ладони и потребовать проснуться. Привычным жестом сплела наши пальцы.

— Когда ты к нам вернешься? Хватит отдыхать, ты уже выспался на несколько лет вперед, — бормотала я ерунду. — Лев, я больше не могу все это держать в себе. Я не могу видеть тебя в таком состоянии. Тебе уже пора бы очнуться. У тебя здесь много дел. Фирма отца, которую ты успешно развиваешь. Тебе некогда прохлаждаться.

Замолчав на мгновение, я услышала, как стал чаще попискивать аппарат экг, я даже на какой-то момент отвлеклась от своих мыслей и с удивлением стала слушать этот писк, который стал все сильнее сигнализировать о том, что что-то явно идет не так.

Я перевела взгляд на парня, и мне показалось, что его ресницы дрогнули.

— Что случилось? — вбежала медсестра и, увидев данные трезвонящего аппарата, выбежала из кабинета, не сказав ни слова.

Мое сердце забилось как-будто в унисон с этим писком, которое разносилось, наверное, на все отделение.

Я уже хотела встать, как почувствовала, что пальцы парня сжали мою ладонь, я даже ахнула от удивления и неожиданности. И наконец, оторвав взгляд от слабо, но сжавших пальцев мою руку встретилась с серьезным, но еще не понимающим карим взглядом любимого пациента.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍20. Он

Выйдя из комнаты, в которой я увидел аварию, из-за которой я сейчас здесь, хлопнул дверью так, что заморгал свет. Так вот она какая, причина моего помешательства.

Причина моего нахождения здесь — это моя голова, сорванная с катушек. Это сейчас здесь я могу спокойнее рассуждать, что возможно так оно и лучше, не тот она человек, раз так со мной обошлась. Но самолюбие не позволяет заглушить боль в себе, потушить этот вулкан очень сложно.

— Сколько я здесь? — крикнул в пустоту.

Снова заморгал свет. И приглядевшись, я понял, что пространство, в котором нахожусь, стало расширяться. Стены становились прозрачными, двери последовали за стенами и вот: я стою в светлом, даже, наверное, в белом пространстве не имеющее ни потолока, ни те же стены….ничего. Неужели я вот так исчезну, совсем.

«Не бойся», — слышу голос у себя в голове. — «То, что с тобой произошло, этого нельзя было избежать, но в данном случае все не так уж и плохо. Ты посмотрел на свою жизнь со стороны. Ты перенес потери повторно. Ты должен сделать выводы и продолжить жить, уже осознав свои ошибки».

— Я сделал выводы, у меня было время подумать, — прокричал я в пустоту.

«Я знаю, видел и слышал тебя. И хочу сказать тебе, что я горжусь твоими мыслями. Ты вырос сильным, честным. У тебя стержень, который только закалился еще сильнее. Я в тебя верю».

И тут до меня доходит смысл слов. Мое сердце начинает биться в сумасшедшем ритме, когда я понимаю, кто со мной говорит. Как я мог не узнать его сразу.

— Отеееец! — выкрикнул я, чувствую, как хрипнет голос. — Папа, мне тебя не хватает, — упал на колени, хватаясь руками за голову. Виски сдавило, словно на голове завязали тугой жгут. Сердце уже где-то в районе горла прыгало.

«Сын. Ты ни в чем не виноват. Мы все также тебя любим и переживаем».

— Забери меня, я устал бороться! — уже более тихим голосом говорю, потирая переносицу.

«Нет, у тебя все только начинается. Тебя ждет тяжелая работа. И ты обязан справиться, чтобы я и дальше мог тобой гордиться».

— Зачем? Зачем все это? Я не смогу! — скулил, сидя на полу. Почему-то именно в этот момент понял всю свою беспомощность.

«Тебя там любят и ждут. Возвращайся и цени то, что у тебя есть».

Мое сердце решило выпрыгнуть, потому что такое колыхание в груди я испытывал впервые.

— Что ты видишь там? — услышал я женский голос и даже не поверил собственным ушам.

— Когда ты к нам вернешься? Хватит отдыхать, ты уже выспался на несколько лет вперед, — стал прислушиваться, поднялся на ноги и в недоумении задрав голову к верху, слушал этот приятный голос. — Лев, я больше не могу все это держать в себе. Я