– Не знаю.

Он ухмыльнулся, провел рукой по светло-каштановым волосам.

– Пора, не правда ли?

Оглянувшись на окно, я увидела, что уже смеркается, и удивленно вздрогнула. Целый день потратила впустую на самокопания.

Если бы это услышала жрица Аналия, она пришла бы в восторг, но предмет моих размышлений ее бы не обрадовал. Как бы там ни было, мне хотелось дать себе пощечину.

Но уже пора. Я кивнула и начала выходить…

– Кажется, ты кое-что забыла, – сказал Рилан, похлопывая себя по бородатому лицу.

Вуаль.

Боги милостивые, я чуть не вышла в коридор без вуали или капюшона. Если не считать опекунов – герцога и герцогиню, – без вуали меня позволялось видеть только Тони, Виктеру и Рилану. Ну, еще королеве с королем и Йену, но их тут точно нет. Будь в коридоре кто-то еще, он бы, наверное, упал замертво.

– Я сейчас вернусь!

Его ухмылка стала еще шире, а я бросилась обратно в комнату и надела вуаль. У меня ушло несколько минут на то, чтобы застегнуть все цепочки. Тони управлялась с ними гораздо быстрее.

Я начала выходить…

– Обувь, Пен. Тебе нужно обуться.

Оглядев себя, я издала неподобающий леди стон.

– Боги! Минутку!

Рилан захихикал.

Совершенно растерянная, я надела сильно поношенные туфли, что представляли собой всего лишь атлас на тонкой кожаной подошве, и опять открыла дверь.

– Плохой день? – предположил Рилан, входя в комнату.

– Странный день, – возразила я, направляясь к ходу для слуг. – Я такая рассеянная.

– Похоже на то, раз ты не замечаешь времени.

Рилан прав. Если ничего не случалось, перед самым закатом он или Виктер всегда были готовы меня сопровождать.

Мы быстро двигались по узкому, пыльному лестничному пролету. Лестница вела к площадке перед кухней. Хотя мы шли по старому ходу, чтобы нас видело как можно меньше людей, совсем избежать свидетелей было невозможно. Кухонные слуги останавливались на полушаге, когда мы с Риланом проходили мимо. Коричневая одежда и белые колпаки делали их почти неотличимыми друг от друга. Я услышала, как на пол упала корзина с картошкой, и уловила строгое, хлесткое замечание. Краем глаза увидела склоненные, будто в молитве, головы.

Я подавила стон, а Рилан поступил как всегда и притворился, что в их поведении нет ничего странного.

«Ты дитя богов».

Я вспомнила слова Агнес. Они так считают только из-за вуали, картин и разных других произведений искусства, изображающих Деву.

А еще потому, что они нечасто меня видели.

Мы шли к пиршественному залу. Оттуда можно выйти в фойе и попасть в Сады Королевы. Там будет еще больше слуг, но другого пути из замка нет, разве что слезть по стене. Мы шагали мимо длинного стола, когда позади нас открылась одна из множества дверей, расположенных вдоль обеих стен.

– Дева!

От омерзения я покрылась гусиной кожей. Я узнала голос и хотела двигаться дальше, притворившись, что внезапно оглохла.

Но Рилан остановился.

Если бы я пошла дальше, ничем хорошим это бы не кончилось.

Набрав побольше воздуха, я повернулась к лорду Брендолу Мэзину. Я видела не то, что большинство, – темноволосого мужчину лет двадцати пяти, привлекательного и высокого. Я видела грубияна.

Я видела жестокого человека, который давно забыл, что значит быть смертным.

В отличие от герцога, который, похоже, ненавидел меня ни за что, я точно знала, почему лорду Мэзину так нравится меня изводить.

Из-за Йена.

Причина была самая суетная и несущественная из всех возможных. За год до того, как мой брат вознесся, он обыграл лорда Мэзина в карты, и лорд невежливо предположил, что Йен жульничает. Я, хотя мне вообще не следовало присутствовать при игре, рассмеялась. В основном потому, что лорд совершенно не умеет играть в покер. С того момента лорд при любой возможности изводил меня и Йена. После Вознесения Йена стало только хуже, и лорд начал… помогать герцогу с его уроками.

Сцепив руки, я молчала, а он зашагал ко мне. На нем была черная рубашка, длинные ноги обтягивали черные штаны. Темная одежда резко контрастировала с бледной кожей и губами цвета спелых ягод. Его глаза…

Мне не нравилось в них смотреть. Они казались бездонными и пустыми.

Как у всех Вознесшихся, они были такими черными, что не видно зрачков. Интересно, какого цвета были его глаза до Вознесения? Он вообще это помнит? Лорд выглядел так, словно прожил всего два десятка лет, но я знала, что он вознесся после войны Двух Королей вместе с герцогом и герцогиней. Ему сотни лет.

Когда я не ответила, лорд Мэзин натянуто улыбнулся поджатыми губами.

– Удивлен, что вижу тебя здесь.

– Она идет на вечернюю прогулку, – сказал Рилан ровным тоном. – Как ей позволено.

Похожие на осколки обсидиана глаза устремились на гвардейца.

– Я тебя не спрашивал.

– Я иду на прогулку, – выступила я вперед, прежде чем Рилан вымолвил еще хоть слово.

Пугающий бездонный взгляд переместился на меня.

– Ты идешь в сад? – Уголок его губ изогнулся, а я вздрогнула от неожиданности. – Разве не туда ты всегда ходишь в это время суток?

Он не ошибался.

И меня весьма обеспокоило то, что лорд об этом знает.

Я кивнула.

– Она уже должна идти, – вмешался Рилан. – Как вам известно, Деву нельзя задерживать.

Другими словами, мне не позволено ни с кем общаться, даже с Вознесшимися. Лорд это знал.

Но пренебрегал этим правилом.

– Дева также должна быть вежливой. Я желаю с ней говорить и уверен, что герцог очень расстроится, когда узнает, что она не захотела отвечать.

Я выпрямилась. Волна негодования пробежала по мне, и я едва не потянулась за кинжалом. Такая реакция меня в какой-то степени шокировала. Что бы я натворила, если бы не остановилась? Пырнула бы его? Я чуть не рассмеялась.

Но ничего забавного здесь нет.

Завуалированная угроза пожаловаться герцогу возымела действие. Лорд загнал нас с Риланом в угол, потому что хотя мне и нельзя общаться, по воле герцога на лорда Мэзина не распространяются те же правила, что и на всех. Если я уйду, меня накажут. И Рилана тоже. И хотя мое наказание не будет легким, его нельзя сравнить с тем, что ждет Рилана.

Его могут выгнать из королевской гвардии, и герцог постарается предать огласке то, что Рилан утратил его благосклонность. Рилан станет безработным и обесчещенным. Это не то же самое, что изгнание, но жить ему станет неизмеримо труднее.

Я расправила плечи.