Белая тумба, на которой вчера красовался наглый ангел, разумеется, пустовала. Санька увидела это издалека и облегченно вздохнула. Но зачем-то подошла и даже остановилась, облокотившись о чугунную ограду набережной. Над рекой стояли громадные облака, у берега дремал корабль, две чайки кружили над облезлым шпилем речного вокзала.

Санька зевнула, потянулась, закинув руки за голову, и с ужасом отпрянула, задев кого-то локтем. Белый мим стоял почти вплотную к ней, потирал ушибленную скулу и улыбался своей ослепительной, слегка снисходительной улыбкой.

– Ты всегда к людям так подкрадываешься?! – возмутилась Санька.

Осторожно, двумя пальцами, мим приподнял дешевый медальон, висевший у нее на груди.

– Твое сердце так стучит, что украшение подпрыгивает…

– Обязательно используешь это в своей следующей пантомиме!

– Совершенно необязательно.

Он говорил спокойно, без всякого вызова, и Санька, уже набравшая воздуха для очередной язвительной фразочки, которые привыкла выставлять вокруг себя, как копья, вдруг онемела. И сделалась беззащитной.

К счастью, в этот момент у нее в кармане заворчал и заворочался поставленный на вибрацию телефон. Она потянулась, чтобы ответить, и буквально не успела моргнуть, как телефон оказался в руках мима, а в следующее мгновение полетел, продолжая вибрировать, по красивой, словно прочерченной циркулем дуге и булькнул в воду.

– Какого…

– Еще вчера заметил, как он тебе мешает.

– А если…

– Что-то важное ты узнаешь и так.

– Ты просто безответственный придурок! Одно слово – мужчина! А у меня – дети! Мне выживать надо, работать. Может, это был заказ. А вам все равно! Ради красивого жеста по трупам пойдете!

– Трупов за мной не числится, – засмеялся мим. – И ты без телефона не умрешь, поверь.

Он крепко взял ее за руку и зашагал куда-то как человек, имеющий цель. В первую секунду Санька обрадовалась. Потом, конечно, испугалась. Потом заметалась, пытаясь вырваться…

Но сначала – обрадовалась. Это она хорошо запомнила.

Хватка у него была железная. Санька никак не могла освободиться и начала злиться, чувствуя глупость своего положения.

Не останавливаясь, мим покосился на нее то ли сочувственно, то ли насмешливо. Санька и после, уже зная его лицо лучше, чем свое, так и не научилась отличать в нем серьезность от игры. И всегда подозревала издевку там, где, возможно, было простое человеческое участие, в котором она так нуждалась.

Санька наконец выдернула руку и бросилась прочь.

– Я не буду догонять, – сказал он, не повышая голоса. – Но я подожду.

– Зачем? – заорала Санька, круто разворачиваясь.

И в этом крике вдруг прорвалось столько застарелой боли, что Санька захлебнулась, споткнулась и – ей показалось – перестала существовать, мгновенно погребенная под тяжестью всей своей жизни.

Она не видела, как он оказался рядом. Просто в ту же секунду крепкие руки взяли ее за плечи, слегка встряхнули, словно котенка, и вернули обратно в мир.

«Неужели настоящий?» – испугалась Санька, которую, как порывом ветра, обдало его силой.

Она уже давно не позволяла себе таких мыслей. Точнее, она каждый раз так думала, а потом зарекалась и пыталась перестать надеяться.

«Нет-нет-нет, я все это уже наизусть знаю. Ха-ха. Настоящий? Клоун, актер – и настоящий? Смешно! Да он сам не знает, где он, а где его роль…»

– Выключи эту заезженную пластинку, – улыбнулся он. – Выключи и выброси.

– Что? Ты телепат? Ха-ха!

– Эти мысли… – он взмахнул руками, будто белый голубь пролетел над ее огненной макушкой, – одни и те же у всех несчастных женщин. «Верю – не верю». «А что потом?» «Да-да-нет-нет».

– Понятно. Специалист по несчастным женщинам, – потухшим голосом сказала Санька.

– Я ищу счастливых, – заговорил он без всякого выражения, словно с самим собой, и Санька привычно почувствовала, что ее нет. – Но жизнь приводит меня к несчастным. Всегда. Я изучил их вдоль и поперек. Я сам оттуда вырос. И потому мне так интересно счастье. Какое оно, как живет в людях, какова его повседневность… Я видел тебя пару дней назад. Здесь, на набережной. Ты «посылала запрос в космос», а толстый бородатый человек смотрел на тебя разинув рот. Так несчастные смотрят на счастливых. И я подумал – вот оно, наконец. Я приехал в этот город, чтобы встретить счастье. Но нет. Вчера я снова увидел тебя. Как ты мучаешься с этим телефоном и боишься посмотреть мне в глаза. И понял, что ошибся…

– Да, ошибся! – зло перебила Санька. – И сразу это понял, какой умный! Но тогда зачем? Зачем ты меня позвал?!

– Ничего страшного. – Он улыбнулся так светло и ясно, что у Саньки заныло сердце: улыбка была явно предназначена не ей, а чему-то внутри него, с чем он, видимо, вел бесконечную беседу, куда более увлекательную, чем перепалка с очередной страдающей дамочкой. – Я поспешил. Задание остается прежним. Попытаться поделиться. Я приехал сюда не за счастьем. Я приехал за тобой.

– Зачем? – тупо переспросила Санька.

– Ты меня позвала. Ты. Сама ведь знаешь. Перестань метаться. Не трать время. Идем.

– Куда?

– Да куда угодно! – засмеялся он и сделал широкий жест, словно выпуская ее из клетки; руки у него были чертовски выразительные. – Весь мир перед тобой. Выбирай.

Перед Санькой был пустой перекресток, мигающий неисправный светофор, собачья куча у его подножья. Бесплатная поликлиника, от одного вида которой поднималась температура. Желтый дом с белой статуей в нише, где снимал квартиру «толстый бородатый человек», печально и осторожно любящий ее сестру. Обрезанные до стволов измученные липы. Уходящая вдаль улица, унылая и всегда одинаковая, как мысли несчастных женщин. И перспектива выживания. День за днем. И никакого выбора. Только терпение и труд.

– Выбирай, – повторил он, распахивая невидимую дверь.

«Эти руки, – невпопад подумала Санька. – Я обязательно нарисую их полет. Хотя бы по памяти».

И с бесконечной усталостью произнесла:

– Все это, конечно, очень романтично. И лет пять назад я бы сказала, что хочу в Париж. И мы бы доехали стопом до ближайшего райцентра, где ты бы бросил меня – одну, без денег, опустошенную, голодную и, разумеется, уже готовую идти за тобой пешком хоть в Париж, хоть в Усть-Сысольск, хоть в тридевятое царство…

– А теперь? Ты больше не хочешь в Париж? – спросил он опять то ли с участием, то ли с издевкой.

– Я не хочу в ближайший райцентр! И не хочу потом объяснять очередной безотцовщине, что его папа был ангел и ушел искать счастье. Ясно?

Он засмеялся. И Санька снова не поняла, ласково или презрительно он смотрит на нее своими пристальными серыми глазами.