Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А ты до сих пор хорошо выглядишь, – заметил Джек.
– Ты тоже. Тебе очень идет черный цвет.
– Я в нем чувствую себя, как в форме, которую не носил пять лет.
Нигли пригладила волосы рукой и заправила рубашку в джинсы.
– Здесь у нас все закончено? – поинтересовалась она.
– Ты устала?
– Вымоталась. Оказывается, мы рвали задницы только для того, чтобы испортить настроение этой несчастной женщине.
– Что ты можешь о ней сказать?
– Мне она понравилась. И, как я уже сказала, мне кажется, что ей досталась невыполнимая работа. Впрочем, как бы там ни было, она с ней неплохо справляется. Вряд ли у кого-нибудь другого получилось бы так здорово, как у нее. Она, похоже, сама это понимает, но никак не может смириться с тем, что девяносто пять процентов никогда не превратятся в сто.
– Я полностью с тобой согласен.
– А кто этот Джо, которого она вспоминала?
– Ее старый бойфренд.
– Ты с ним знаком?
– Это мой брат. Они встречались.
– Когда?
– Расстались шесть лет назад.
– Какой он из себя?
Ричер уставился в пол, но не стал поправлять ее и добавлять слово «был».
– Более воспитанный вариант меня самого.
– Тогда, наверное, она захочет встречаться и с тобой тоже. Воспитание теперь не является достоинством. А собрать полную коллекцию из братьев для любой девушки – занятие привлекательное.
Ричер ничего ей не ответил, и в комнате снова стало тихо.
– Мне, наверное, тоже пора отправляться домой, – наконец заговорила Нигли. – Назад в Чикаго, в реальный мир. Но, хочу заметить, мне было приятно снова поработать вместе с тобой.
– Обманщица.
– Нет, правда.
– Тогда побудь здесь еще немного. Ставлю доллар против десяти, что она вернется сюда в течение часа.
Нигли улыбнулась:
– Зачем? Чтобы назначить тебе свидание?
Но Ричер отрицательно покачал головой:
– Нет, для того чтобы рассказать нам, в чем заключается ее настоящая проблема.
Фролих в задумчивости дошла до своего автомобиля и бросила папки на пассажирское сиденье. Она включила зажигание, но пока что держала ногу на тормозе. Затем достала из сумочки мобильный телефон и открыла крышку. Она медленно, цифру за цифрой, начала набирать домашний номер Стивесанта и положила палец на кнопку посыла сигнала, но не нажала ее. Телефон послушно ждал команды, высветив номер на маленьком зеленом экране. Фролих смотрела куда-то вперед, борясь сама с собой. Затем взглянула на телефон и снова принялась смотреть на улицу. Через несколько секунд она закрыла крышку и бросила телефон поверх папок. Включила нужную скорость, и машина рванула с места, взвизгнув всеми четырьмя шинами. Поворот налево, затем направо и вперед, в свой офис.
* * *
Молодой человек из обслуживания номеров зашел за подносом и посудой, после чего быстро удалился. Ричер снял куртку и повесил ее в шкаф. Затем выпустил рубашку из джинсов.
– А ты голосовал на выборах? – поинтересовалась Нигли.
Он отрицательно помотал головой:
– Я же нигде официально не живу. А ты?
– Конечно. Я всегда голосую.
– За Армстронга тоже голосовала?
– За вице-президента голосует, наверное, только его семья.
– Но ты же голосовала за кого-то?
Она кивнула:
– Разумеется. А ты бы поступил по-другому?
– Наверное, так же. А ты раньше что-нибудь вообще об Армстронге слышала?
– Кажется, нет, – ответила Нигли. – То есть я, конечно, интересуюсь политикой, но не принадлежу к числу тех фанатиков, которые могут наизусть перечислить всю сотню сенаторов.
– А сама бы стала баллотироваться?
– Ни за что в жизни. Меня устраивает скромная роль, Ричер. Я была сержантом, так им и останусь в душе. Никогда не стремилась стать офицером.
– Но у тебя были для этого все задатки.
Она пожала плечами и улыбнулась одновременно.
– Возможно. Чего у меня не было, так это желания. И знаешь что? У сержантов большая власть. Даже больше, чем вы, ребята, думаете.
– Я это быстро понял, поверь мне.
– Ты знаешь, а ведь она не вернется. Мы сидим здесь, разговариваем и тратим время. Я, между тем, пропускаю все возможные рейсы до дома, а она все равно не вернется.
– Она обязательно вернется.
* * *
Фролих поставила машину в гараж и поднялась наверх. Охрана президента и вице-президента считалась службой, которой занимаются семь дней в неделю по двадцать четыре часа в сутки. Тем не менее, в воскресенье во всем здании все равно царила совсем другая атмосфера. Люди одевались по-другому и почти нигде не слышалась тревожная телефонная трель. Кое-кто из сотрудников проводил воскресенье дома. Например, Стивесант. Фролих закрыла за собой дверь в кабинет, села за стол и открыла ящик. Оттуда она вынула то, что ей требовалась, и переложила в коричневый конверт. Затем она переписала цифру, обозначающую расходы Ричера, на желтый листок своего блокнота и включила машину для измельчения бумаги. Неторопливо, один за другим, она принялась вкладывать туда листки бумаги из первой папки, потом из второй, той самой, где содержались рекомендации Ричера. После этого в машину были отправлены все фотографии, а также сами папки. Затем Фролих тщательно перемешала длинные изрезанные ленты – все то, что осталось от документов, и убедилась, что они безнадежно перепутались. Только тогда она выключила аппарат, подхватила коричневый конверт и решительно направилась вниз, в гараж.
* * *
Ричер увидел ее автомобиль из окна гостиничного номера. Машина вынырнула из-за угла и затормозила. Другого транспорта на улице не было видно. В ноябре по воскресеньям, ближе к вечеру, в Вашингтоне становится пустынно. Туристы прячутся по гостиницам, кто-то из них сейчас принимает душ и готовится к ужину. Местные жители сидят по домам, читают газеты, смотрят футбол по телевизору или просто занимаются домашними делами. В воздухе уже пахло вечером. Оживали уличные фонари. У черного «сабербена» горели фары. Он аккуратно подъехал к гостинице и припарковался там, где было оставлено место для такси.
– Она вернулась, – доложил Ричер.
Нигли подошла к окну.
– Но мы ничем не сможем помочь ей.
– А вдруг ей нужна вовсе не помощь?
– Тогда зачем она снова приехала сюда?
– Я не знаю, – пожал плечами Джек. – Может быть, ей потребовалось выяснить, не хотим ли мы что-нибудь добавить? Или дать более основательную оценку ее работе? Или ей просто захотелось поболтать? Понимаешь, если ты делишься с кем-то своими проблемами, считай, что они уже наполовину решены.