– Господа офицеры! – заговорил Вилли. – Позвольте мне, пока вино льется в фужеры, на секунду отвлечь внимание вашей хозяйки.

– Валяйте, лейтенант, если только на секунду, – подполковник люфтваффе покосился на сверток.

– Благодарю, господин подполковник. – Вилли лихо щелкнул каблуками. – Фрау Зайферт, три дня назад я вернулся из командировки в Париж, и, на правах постоянного посетителя вашего замечательного заведения, я хотел бы преподнести вам вот этот набор лучших парижских духов. Поверьте мне, я совершенно искренне влюблен в вас до обожания.

Растроганная фрау Зайферт встала и приняла подарок. Вилли при этом поцеловал ей руку, щелкнул каблуками, кивнул в приветствии головой другим офицерам, выкинув руку вверх в нацистском приветствии, и удалился. Фрау Зайферт даже раскраснелась от удовольствия.

– Что за прелесть этот Вилли. Вечно он меня балует.

– Ну да, пока пехота копается в дерьме, извините за правду фрау, СС может себе позволить разъезжать по Парижам в командировки, – раздраженно произнес подполковник сухопутных войск.

– Не будем о грустном, господа. Фужеры уже наполнены, – попытался поднять настроение майор.

6 ноября 1942 года. Москва.

Поздний вечер. Морозно. В воздухе кружатся снежинки. Красная площадь пустынна и тревожна. Рубиновые звезды прикрыты брезентом, дабы не привлекать внимание вражеской авиации. Кроме того, в небе над площадью постоянно барражировали дирижабли.

На Лобном месте прячется мужчина в тулупе и шапке-ушанке. Это – Савелий Дмитриев, дезертировавший из Красной Армии и перешедший на сторону немцев. Периодически он выглядывает из укрытия и посматривает в сторону Спасских ворот. Вот на площади появляется патруль. Почувствовалось какое-то оживление. Вскоре слегка заскрипели засовы на Спасских воротах. Послышалась короткая команда. Савелий снял с правой руки варежку, подышал на зажатую в кулак ладонь, достал из кармана тулупа револьвер и стал прилаживаться, готовясь к стрельбе.

Свет ближних фар выезжающей из Кремля машины осветил небольшой участок площади. Проехав немного вперед, машина недалеко у Лобного места повернула в сторону мавзолея. В этот момент и раздалось несколько выстрелов. Резко завизжали тормоза, затем водитель нажал на газ, и машина на большой скорости промчалась вперед и скрылась, повернув на Никольскую улицу.

Савелий перескочил через ограждение на Лобном месте и побежал к Васильевскому спуску.

– Стоять! Стрелять буду! – закричал патрульный.

В следующий миг раздались выстрелы погони.

– Окружай, окружай его! Живым брать! – также закричал начальник патруля.

– Взял, товарищ лейтенант! Я его взял! Все ко мне! – громко и немного нервно голосил второй патрульный.

Патрульные скрутили Дмитриева и все вместе направились к Спасским воротам.

Это покушение было скорее проступком сумасшедшего, нежели тщательно спланированной акцией. Бронированный автомобиль нисколько не пострадал от одиночных револьверных выстрелов, но зато германскую военную разведку поставил в весьма затруднительное положение.

* * *

В тот же день, точнее вечер.

В кабинет Шелленберга скорым шагом и без доклада (что выдавало нервное напряжение ситуации) вошел оберштурмбаннфюрер СС Генрих Грейфе. Шелленберг сидел за столом и, увидев стоящего перед ним помощника, удивленно и недовольно поднял голову.

– Простите, господин бригаденфюрер. Важное сообщение из Москвы.

– Докладывайте, Грейфе.

– Наш источник сообщает, что в Москве два часа назад на Красной площади было совершено покушение…

– Сталин?! – вскочил со своего кресла Шелленберг.

– Увы! – качает головой Грейфе. – В машине должен был находиться Сталин, но в этот раз ехал Молотов.

– Ну и? – Шелленберг снова удобно устраивается в своем кресле.

– Выстрелы были неточны. Одна пуля лишь чиркнула по капоту.

– Кто?

– Савелий Дмитриев, еще в августе сорок первого дезертировавший из Красной Армии, проходивший по ведомству Канариса.

– Он или психически больной, или человек, склонный к суициду. Но, как всегда, Канарис вставляет нам палки в колеса. Теперь нашим агентам будет гораздо сложнее – охрану наверняка еще больше усилят. Наберите-ка мне номер Канариса, оберштурмбаннфюрер.

– Сию секунду, бригаденфюрер.

Зимние неудачи вермахта под Москвой и фактический провал «блицкрига» заставили немецкие спецслужбы искать новые возможности борьбы с русскими. И в марте 1942 года Главным управлением имперской безопасности (РСХА) был разработан специальный план под кодовым названием «Унтернемен-Недочеловек» («Цеппелин»). Для его непосредственной реализации в состав VI отдела первоначально были приданы четыре фронтовые зондеркоманды при оперативных группах полиции и службы безопасности на оккупированных территориях СССР, а также несколько разведывательно-диверсионных школ по подготовке агентов для заброски в советские тылы. Идеологом же «Цеппелина» и стал уроженец Лейпцига, сын погибшего в Первую мировую войну книготорговца тридцатипятилетний Генрих Грейфе. Обучаясь на юридическом факультете Лейпцигского университета, Грейфе состоял в студенческом подразделении «Стального шлема». Поскольку эта организация после прихода Гитлера к власти была включена в Штурмовые отряды (СА) НСДАП, Грейфе также автоматически стал «нацистом», хотя вплоть до этого момента не скрывал, что считает коричневорубашечников «плебеями» (формально в нацистскую партию он вступил лишь в 1937 году). 21 декабря 1933 года Хайнц вступил в СС, получив билет № 107213, и уже в 1934 году откровенно заявлял, что принадлежит СД «душой и телом». В обязанности Грейфе в тот момент входил мониторинг общественных настроений в Саксонии.

В августе 1934 года Грейфе сдал государственный экзамен на чин асессора, а в конце 1935 года был переведен в гестапо на должность начальника отделения тайной государственной полиции в Киле. За отличные показатели он был поощрен лично Гейдрихом и в октябре 1937 года повышен в должности до начальника отделения гестапо и СД в Тильзите (ныне – г. Советск Калининградской области).

Грейфе удалось наладить тесные контакты с представителями литовской разведки, а после присоединения Литвы к СССР – с антикоммунистическим подпольем и создать разветвленную агентурную сеть. Несмотря на это, непосредственный руководитель Грейфе – инспектор полиции безопасности и СД в Кёнигсберге бригаденфюрер СС Якоб Шпорренберг, давая письменную характеристику своему подчиненному, высказал сомнения в отношении его «безусловной верности идеям национал-социализма», хотя и признал его «неоспоримые профессиональные заслуги». Впрочем, многие коллеги Грейфе по РСХА характеризовались примерно в аналогичных выражениях. Испытанным «лекарством» от недостатка лояльности было назначение «оппозиционеров из СС» в состав печально известных оперативных групп СС, «прославившихся» беспощадным уничтожением еврейского населения. Поэтому и Грейфе после начала Второй мировой войны был назначен командиром 1-й айнзатцкоманды V айнзатцгруппы, действовавшей на территории Польши. После этой «проверки на лояльность», а также с учетом богатого опыта и блестящего образования – Грейфе свободно владел русским языком, говорил по-английски и по-французски, изучил литовский язык – он был переведен в центральный аппарат РСХА и 1 апреля 1941 года был назначен начальником группы VI С, которая курировала работу закордонной разведки в СССР. Но еще накануне войны именно Грейфе предложил активно использовать в разведывательно-диверсионных целях русских из числа эмигрантов. А уже во время войны с Советским Союзом разработал план, который предусматривал создание специального разведывательно-диверсионного органа под условным наименованием «Предприятие Цеппелин».