Мало было профессоров, которые захватывали бы меня. Живого слова не было. Я поместил в «Петербургской газете»181 заметку под заглавием «Из московского храма науки», в которой крайне отрицательно отнесся к составу профессоров юридического факультета. Действительно, пребывание мое там с 1871 по 1875 годы совпало с временным упадком юридического факультета.

Дом Владимира Исаевича был очень гостеприимен. Собиралась учащаяся молодежь. На вечерах происходили горячие споры по разным вопросам общественной и политической жизни. Хотя либеральный период царствования Александра II уже заканчивался и реакция сильно стала поднимать голову, крупные реформы – всеобщая воинская повинность, земско-городские положения – захватывали общество, и молодежь, конечно, не могла не интересоваться всем этим.

Самыми близкими моими товарищами были студенты-кавказцы: Лордкипанидзе, Кикодзе, Чконио, Зданович и другие182.

Родственник мой Владимир Исаевич управлял домами и имениями московского большого барина Н. С. Камынина183При одном из домов Камынина, на Новинском бульваре, была его контора, и в ней я занимал одну комнату. Там у меня собирались мои товарищи-кавказцы и приезжавшие из Петербурга и из других городов студенты. Привозили они с собой нелегальную литературу, переодевались у меня, гримировались и отправлялись на фабрики агитировать среди рабочих. Сам я не принимал никакого участия, ограничивался ролью гостеприимного хозяина и хранителя литературы и костюмов. Самым активным деятелем, человеком с инициативой, был Зданович, сосланный впоследствии на каторжные работы за социал-революционную деятельность.

Барский дом Камынина, где запросто бывал московский генерал-губернатор Долгоруков184, не внушал полиции никаких подозрений и нелегальные сборища часто происходили у меня.

Я очень интересовался политикой и ежедневно проводил по несколько часов в библиотеке Ушаковой на Воздвиженке185, увлекался чтением газет и журналов. В особенности меня интересовали события, касавшиеся Французской республики. Помню, я крайне волновался отношениями Тьера и Гамбетты186Республиканский образ правления во Франции только что утверждался, и я лихорадочно следил за всеми перипетиями борьбы между монархистами и республиканцами.

Свободные вечера я проводил в семье Владимира Исаевича, главным образом в обществе его старшей дочери Кати. Мы занимались чтением, я репетировал с ней уроки по истории, засиживался с ней вдвоем до часу-двух ночи.

Мы полюбили друг друга и соединились на всю жизнь. Она была в большой дружбе со многими моими товарищами, интересовалась политической деятельностью последних, поддерживала меня морально в студенческие годы и такой же поддержкой служила потом всю мою жизнь.

По окончанию университета, мы с Екатериной Владимировной решили издавать ежедневную газету, которая правильно освещала бы еврейский вопрос.

После медового периода либерализма187 в России, в конце шестидесятых годов и в особенности в начале семидесятых, началась реакция. Сначала она робко, с оглядкой, осторожно стала поднимать голову, а затем, к концу семидесятых, заняла почетное место в правительственных и общественных сферах. Как всегда, и везде, первыми ее жертвами стали евреи, и еврейский вопрос начал обсуждаться в печати под разными соусами: научным, славянофильским и так далее.

Особенно много внимания уделяли евреям известный публицист-славянофил Иван Сергеевич Аксаков и редактор «Современных известий» Гиляров-Платонов188Эта газета имела большой тираж, как в Москве, так и в провинции; многие органы печати делали из нее перепечатки. В Петербурге было много мелких газет антисемитического направления, но особенно странно держал себя орган либералов «Голос», издававшийся Краевским189В то время как в передовых отделах этой газеты были либерально-прогрессивные статьи, в ее нижнем этаже помещались статьи хлесткого фельетониста Нила Адмирари190 крайне антисемитического направления. Надлежащего отпора этому опасному течению не было. Курьезно, что отповедь таким нападкам давали часто только «Московские ведомости»191Крайне реакционная по всем вопросам русской жизни газета в лице ее талантливого редактора Каткова192 являлась усердной защитницей евреев, ратовала за предоставление им права жительства, свободы образования и так далее. Катков был убежден, что евреи, только что допущенные к источникам знания, к промышленной жизни бедной духовно и экономически России, будут весьма полезны ей своей энергией, своими способностями.