«Картошечкой» фургончик окрестила Марион, и она же прозвала Джо Мистер Картошечка. Когда Марион переехала в «Фэрлоунс», поначалу дела шли прекрасно. Джо с утра до вечера торговал в «Картошечке». Новизна привлекала покупателей, как и забавный вид фургончика. Однако горькая правда состояла в том, что покупателей всё равно не хватало, чтобы окупить затраты, а поднимать цену на свою картошку Джо не хотел, потому что думал, что тогда станет дороговато для детишек, а ведь по меньшей мере половину его покупателей составляли дети у школьных ворот.

Но Джо торговал не только ради денег. Ему нравилось каждое утро забираться в фургон и катить по дорогам, нравилось, когда приходили постоянные покупатели вроде Линн из больницы – они быстро становились его друзьями. Среди его любимых мест был и сам дом престарелых «Фэрлоунс». Оказалось, что приезд Джо становится для старичков и старушек главным событием дня. Каждый раз, когда Джо навещал Марион, к нему первым делом приходили за лакомством несколько обитателей дома престарелых. Потом он поднимался к Марион, некоторое время сидел у неё, а затем ехал домой, на баржу.

Когда он купил баржу, она была сущей развалиной, вся прогнила и проржавела, её и от причала-то было не отвести. Джо отремонтировал её сверху донизу, перебрал двигатель. И вот наконец ремонт был закончен.

– Вот, гляди, Пэдди, – с гордостью объявил Джо. – Твой новый дом. Как тебе? Я назвал её «Леди Марион» – вроде бы ей идёт. На той неделе первый раз попробовал двигатель – работает, работает как миленький! Как только доделаю всё, что нужно, всё, что я обещал ей, перетащу печку для картошки из фургона на баржу. Продадим «Картошечку» – и в путь, свободные, как птицы. Вот такая будет у нас жизнь. По всей стране пройдём, по всем каналам, и будем вставать, где понравится, и торговать картошкой, чтобы денежки текли исправно. Разбогатеть не разбогатеем, но на прожитьё хватит. Я уже всё подсчитал. – Он нагнулся и погладил Пэдди. – Ещё часа два назад я думал, что всё это придётся делать одному. Но жизнь полна сюрпризов. Вот и ты тоже сюрприз, и очень приятный. Давай запрыгивай на борт, сынок, я тебе покажу что да как.

Вскоре Пэдди уже свернулся в кресле у растопленной дровяной печки и с любопытством осматривался. По барже расплывался гостеприимный запах съестного. Пэдди вздёрнул нос и с наслаждением втянул аромат.

– Бекон! – Джо засмеялся. – Надеюсь, ты его любишь, потому что я его ем тоннами. Хочешь, поделюсь корочками? У меня они получаются вкусные, хрустящие. Завтра у нас очень большой день. Теперь у нас с тобой каждый день будет большой и долгий, пока всё не закончим, а ночи, наверное, ещё больше и дольше. Тебе, небось, и невдомёк, о чём я тут говорю, правда? Ну, раз уж мы с тобой теперь вместе, сдаётся мне, ты имеешь полное право всё знать. Сначала вот бекона поешь. У меня ещё крекеры с отрубями есть. Вот так я в основном и питаюсь – бутерброды с беконом, коричневый соус и крекеры с отрубями. А картошку не ем. В рот не беру печёную картошку. Вот она, страшная тайна: Мистер Картошечка терпеть не может печёную картошку!

А потом Джо рассказал Пэдди, какое обещание дал Марион. Это был чуть ли не последний раз, когда Марион узнала его. Джо читал ей вслух «Унесённых ветром», её любимую книгу, и вдруг она посмотрела ему прямо в глаза и прошептала:

– Джо, не разрешай им! Ни за что! Поклянись мне! Поклянись!

– Сделаю, что смогу, – сказал Джо, но Марион не успокоилась, а, наоборот, разволновалась:

– Нет! Нельзя, чтобы его закрыли! Мисс Картер, мои подруги – что станет с моими подругами? Дай честное слово!

Джо дал ей честное слово, и больше они к этому не возвращались.

Само собой, все в «Фэрлоунс» уже несколько месяцев только об этом и говорили – с тех самых пор, как в местной газете появилась первая статья. Старички и старушки очень огорчились и испугались. Мисс Картер – старейшая из здешних обитателей, ей было девяносто семь, и она передвигалась в инвалидной коляске, – раньше лучилась жизнерадостностью, а с тех пор, как объявили, что «Фэрлоунс» собираются закрывать, не вымолвила и слова. Только сидела и смотрела в пустоту, погружённая в глубокую печаль.

Городской совет решил закрыть дом престарелых, потому что он был совсем маленький, всего на двенадцать коек, а здание обветшало и грозило рухнуть. Дом престарелых стал «нерентабельным». Это был любимый дом для двенадцати стариков, их тихая пристань, где о них прекрасно заботились, где жили все их друзья, но всё это для совета, похоже, ничего не значило. Дом престарелых «Фэрлоунс» закроют, а всех обитателей переведут в другие заведения, если там найдутся свободные места, а если нет – то в больницы. Совет забросали возмущёнными письмами, обращались даже к премьер-министру. Дейдра Безант, парламентский депутат от их округа, умоляла не закрывать «Фэрлоунс», выступала в Палате общин, по телевизору, по радио. Старалась как могла. Родные обитателей «Фэрлоунс», в том числе Джо, устраивали пикеты у кабинетов местных чиновников. Врачи и медсёстры единодушно поддерживали их: они говорили, что закрывать такой прекрасный дом престарелых, когда нехватка подобных учреждений по всей стране постоянно растёт, – настоящая катастрофа. Журналисты и фотографы уже несколько месяцев постоянно навещали «Фэрлоунс» и брали интервью у сотрудников и их подопечных. Город был категорически против закрытия. Но складывалось впечатление, что помешать совету не в силах никто и ничто.

Джо отдал Пэдди последний крекер из пачки.

– Слово надо держать, – продолжал он. – Так что я участвовал во всех акциях протеста, ни одной не пропустил. Организовал группу поддержки, собрал подписи. Петицию подписали почти все, кто покупал у меня картошечку. Набралось пятнадцать тысяч с лишним. Под конец, когда Марион уже почти всё время была без сознания, я рассказывал ей в светлые моменты, как прекрасно всё складывается, сколько ещё подписей мы собрали, уверял, что теперь-то совет к нам прислушается. Очень надеюсь, что она меня слышала, но, если совсем начистоту, думаю, что нет. Иногда мне кажется, что даже хорошо, что она умерла, потому что ничего у нас не вышло. Через неделю после её смерти совет назначил день, когда «Фэрлоунс» закроют. И вот тут я разозлился не на шутку и придумал свой план – бросить фургон и сделать последнюю попытку: организовать круглосуточную акцию протеста и дожать чиновников. Теперь уже дело не только в том, что я поклялся Марион. Я же говорю – я разозлился. В этом доме, с этими людьми Марион была счастлива. Старички и старушки были ей как братья и сестры, как родные, особенно мисс Картер. А сотрудники прямо в лепёшку расшибались ради неё, я перед ними в неоплатном долгу. Так вот: у нас с тобой есть палатка, спальный мешок, печка из фургона, а завтра великий день – день, когда всё начнётся.

Он высыпал крошки от крекеров в ладонь и дал Пэдди слизать.

– Не волнуйся, дружок, у нас в палатке будет полным-полно крекеров и бутербродов с беконом тоже сколько хочешь. Я хочу быть у «Фэрлоунс» завтра прямо с утра. Поставим палатку, повесим плакаты – и сколько нужно, столько там и просидим.