– Не совсем, – уклончиво ответил я. – Романтика, приключения…

Честно говоря, я понятия не имел, о чём будет моя следующая книга. Не помогла даже шоковая терапия в виде красного одутловатого лица нависшего надо мной Лайама Аврельевича. Всё опять упиралось в идеи, которые я не мог генерировать, должно быть, просто по своей природе. Мне нужна была подсказка. Мне нужен был «НОМАД».

Впрочем, Лайам Аврельевич считал, что просто обязан дать мне творческого пинка.

– Какая романтика? Какие приключения, Ян?! – воскликнул он. – Если хочешь удержаться на плаву, надо давать людям то, что они хотят читать!

– И что же они хотят читать? – наивно спросил я, но вопрос прозвучал как издёвка.

– А ты современников своих почитай, Монастырский! – Директор издательства вытаращил и без того выпученные глаза. – Данилевского, Рубинштейна! Тех, кто бабло зашибает. Зомби-апокалипсисы там всякие – они сейчас хорошо расходятся.

Я содрогнулся. Хорошо Рубинштейну, он наверняка сочиняет из головы. Я же пишу по горячим следам, испытав всё на своей шкуре. Хотелось крикнуть это в лицо Лайаму Аврельевичу, но тогда, боюсь, моя карьера писателя закончилась бы, не успев начаться.

– Вот аванс, – сказал мужчина и бросил на стол конверт. – Ты уж не подведи Виталия Борисовича, Монастырский. Он многое на тебя поставил.

Я не притронулся к конверту. Мне хотелось узнать, почему Виталий Красинский не пришёл на встречу, но вместо этого я просто ждал, пока Лайам Аврельевич уйдёт. Сложно было представить себе более неприятного человека, который, как оказалось, может оказывать сильное влияние на мою судьбу. От таких людей я всегда невольно дистанцировался, хоть и выполнял их указания.

И всё-таки это был хороший день. Начало новой жизни. Отправив Вику на пары, я вернулся домой, сварил себе кофе в турке (подумав, что на полученный аванс надо будет купить кофемашину), а после вытащил из-под дивана покрывшуюся пылью инструкцию, которую зашвырнул туда в порыве гнева.

Раскрыл, полистал и отложил.

– Вначале нужно понять, что ты ищешь, – сказал я своему отражению.

Терпеливо выслушав потустороннюю трель своего диал-ап модема (где-то я прочитал, что этот звук означает рукопожатие между модемами, и мне крайне понравилась эта идея), я углубился в Рустернет в поисках современных писателей. Разумеется, первыми отовсюду повылазили творения Данилевского и Рубинштейна.

– Почитай современников, Монастырский! – передразнил я голос Лайама Аврельевича, и улыбка заскользила по моему лицу.

Отыскав с десяток молодых и не очень писателей нашего времени, я принялся выписывать в блокнот самые яркие из их идей. Изюминки, ключевые моменты, которые делали книги коллег – да, коллег! – особенными и, как любят говорить издатели, продаваемыми.

В итоге у меня получился такой список:

«Рубинштейн: зомби, много крови, детальное описание процесса поедания мозгов.

Октовейн С.: стимпанк, мир паровых двигателей.

Мангустович: хищные растения, тропики, сокровища, в духе "Фронтианы Джойс".

Панин-Лексли: постапокалипсис, опять зомби. Много зомби!» Последнее слово я вначале подчеркнул, а потом жирно закрасил маркером: меньше всего на свете мне хотелось рассекать по мирам, населённым этими недомёртвыми тварями.

Открыв чистую страницу, я написал крупными буквами: «Какой мир мне нужен?»

«Как хищное растение: с первого взгляда приветливый, но таящий в себе опасность». И лучше бы, чтобы я с самого начала об этой опасности знал.

«Красивая природа, дикие животные, может быть, даже динозавры».

«Население – люди!» Это было важно. Я не был готов проснуться в теле какой-нибудь каракатицы с щупальцами вместо… ладно, чёрт с ним. Пусть обитатели будут хотя бы антропоморфными.

Что ещё? Подумав, я добавил ещё одну строку.

«Поменьше народу». Не хочу работать на заводе, учиться в школе (упаси Господи!), участвовать в разборках и терпеть насмешки.

Всё. Над остальным пусть поработает элемент неожиданности.

Я залпом допил остывший кофе и обречённо взглянул на инструкцию: мда, поиск подходящей вселенной убьёт немало времени… Я покосился на своё отражение и прочитал отвагу в глазах. А что, если мне посёрфить самостоятельно? Сосредоточиться на заданных параметрах, довериться интуиции, и пусть «НОМАД» за руку отведёт меня в нужную реальность. К богатству и славе.

Идея была рискованная, но отвага в моих глазах, граничащая с безрассудством, давала понять, что решение уже принято. Итак, после почти трехмесячного воздержания я собирался воспользоваться прибором наобум. Ну а что? Иногда даже самые взвешенные решения оборачиваются полным провалом, а спонтанные и, на первый взгляд, сумасшедшие приносят удачу.

Закрыв глаза и сделав глубокий вдох, я шагнул в неизвестность. И в тот же миг сумма сигналов в моём мозгу, именуемая сознанием, проделала стремительный путь из одного тела в другое.

О том, что перемещение закончилось, я понял по яркому свету, проникающему сквозь закрытые веки. Невероятно ярко. Должно быть, этот мир блистал словно алмаз, отражая солнце каждой из своих граней. Я глубоко вдохнул чистейший, предельно насыщенный озоном воздух и, наконец, открыл глаза.

Мне показалось, что я стою в воде. Вода была вокруг меня, куда ни глянь. «Иисус», – в благоговейном ужасе подумал я, но всё оказалось куда прозаичнее: я стоял на песчаной косе посреди мелкой речушки. В руках у меня была самодельная удочка, а возле босых ног дырявое ведро с бьющейся о стенки серебристой рыбкой.

Оглядев себя, насколько это было возможно, я облегчённо вздохнул – человек. Мужчина. Судя по мозолям на руках – приверженец физического труда. Когда глаза привыкли к яркому свету (нет, здесь действительно было светлее, чем где-либо на Земле), я разглядел на берегу лачугу, построенную из каких-то палок и соломы. К торчащему из воды пню была привязана лодка – всё, больше предметов, сотворённых человеком разумным, в моём окружении не наблюдалось. Только дикая, не тронутая цивилизацией природа.

«Ты ведь этого хотел», – напомнил я себе.

Взяв прохудившееся ведро с рыбой, я направился к берегу. Ступал осторожно, прощупывая дно перед каждым шагом. Мужчина, которым я был в этой вселенной, имел сильное тело, ясное сознание и здоровые лёгкие, которые полноценно и быстро насыщали организм кислородом. Его физической форме я мог только позавидовать.

«Не забывай: где-то здесь кроется опасность!» – сказал я себе, шагнув на белоснежный песок.

Лачуга была моим домом. Я почувствовал это, как только ступил на порог. Точнее, на настил из соломы, потому что никакого порога и в помине не было. Либо я был аскетом, либо…

«Похоже, у тебя руки из жопы, парень», – подумал я, разглядывая, как убого были соединены друг с другом палки. Несущие конструкции стояли криво-косо, кое-где в потолке были дыры. Неужели климат здесь настолько шикарный, что можно жить почти что под открытым небом?