Если Саллюстий еще отдает дань идее «двух правд», то Плутарх полностью остается на стороне реформаторов. Его Гракхи — благородные идеалисты, стремящиеся к благу страны и народа, пытавшиеся сделать свои необходимые и морально оправданные реформы максимально безболезненными. Он отвергает обвинение Гракхов в начале междоусобиц и считает виновными их противников (Plut. Сотр. Cum Agis et Cleom., 4). У Плутарха, а отчасти и у Аппиана, намечается мысль, что именно срыв реформ стал причиной опасного развития событий. Несколько особняком стоит версия Аппиана. Целью Тиберия было возрождение военной мощи Рима, а не создание благополучия беднейших слоев (Арр. В. С, I, 11). Вместе с тем, ради осуществления своего разумного плана, Гракхи прибегли к насилию, что вызвало последующий конфликт (1,2; 17).

Столь же различны оценки в историографии. Историография XIX века, особенно немецкая, следуя за античными авторами, отнеслась к Гракхам достаточно негативно (Т. Моммзен, К.В. Нич, Эд. Мейер и др.). Т. Моммзен, вероятно, наиболее полно выражающий эту позицию, дает уничтожающую характеристику положению в Риме того времени. Вместе с тем, он не сочувствует Гракхам, считая Тиберия благонамеренным патриотом и консерватором, вставшим на путь демагогии и тирании и оказавшимся жертвой начатой им революции. Его дело продолжил Гай, стремящийся свергнуть власть аристократии и установить неограниченную личную власть вплоть до положения монарха.[17] Аналогичную позицию занимает и Э.Д. Гримм.

С другой стороны, у Гракхов оказалось немало сторонников. Симпатии к ним были особенно сильны среди революционеров, начиная с Великой Французской революции и заканчивая советской историографией. В последней Гракхи предстают лидерами демократического движения, стремившимися к осуществлению масштабных реформ вплоть до превращения Рима в подлинную демократию (СИ. Протасова, С.И. Ковалев, Н.А. Машкин, С.Л. Утченко, отчасти — Я.Ю. Заборовский). В более крайних вариантах этой концепции Гракхов сближают со Спартаком или Аристоником, в более умеренных (С.Л. Утченко) их деятельность считается прологом италийской революции, кульминацией которой стала Союзническая война. При всей справедливости оценки Гракхов как демократических деятелей, эта точка зрения приписывает им слишком много утопизма в политике, зачастую игнорируя ее социально-экономический и военный аспекты.

Большинство исследователей (особенно западных) придерживаются «аппиановской» оценки, рассматривая всю деятельность Гракхов именно в плане экономических преобразований и военных реформ (Кл. Николе, Г. Борен, Д. Эрл, А. Кэри, Е. Бэдиан, Хр. Мейер; сходна позиция Я.Ю. Заборовского). Ученые этого направления дают более или менее разные общие оценки, но общим для них является отрицание серьезного влияния на Гракхов каких-либо утопических идей и признание их политиками-реалистами, стоящими на твердой практической почве.

Достаточно различны и конкретные оценки. Многие исследователи (Кл. Николе, Г. Борен, М. Кэри, Е. Бэдиан и др.) видят у Гракхов разумный конструктивный план преобразований, другие склонны подвергать критике конкретные положения реформ и программу в целом. В качестве критики реформ Тиберия отмечается создание сложной ситуации, связанной с нарушением договоров с италиками в 129 г., вызвавшей первый кризис этих отношений, бескомпромиссность в деле Октавия и бесцеремонное распоряжение казной Аттала, отчасти вызвавшее восстание Аристоника. Отмечается, что лидер демократов был столь же безразличен к проблемам италиков и провинциалов, как и представители знати.

Из реформ Гая особой критике подвергается хлебный закон, вызвавший, по мнению многих ученых, рост социального паразитизма плебса и огромные расходы, разорявшие казну и экономику Сицилии (Т. Моммзен, Э.Д. Гримм, А. Гринидж и др.). Другой критикуемый блок — всаднические суды, которые были не менее коррумпированными, чем сенатские. Однозначна и критика закона об Азии, отдавшего провинцию в руки публиканов и создавшего сильнейшую напряженность, итогом которой стали события 88 года до н.э. (Т. Моммзен, К.В. Нич, X. Лэст, Э.Д. Гримм). Наконец, отмечается, что аграрная реформа была невыгодна не только латифундистам, но и владельцам катоновских вилл и даже зажиточным крестьянам, не попавшим под передел, но лишившимся наемных рабочих. Развивая менее рентабельное сельское хозяйство, Гракхи ставили общество перед угрозой расходов, а, возможно, и экономического спада. Все эти обстоятельства (а не только эгоизм знати и крупных посессоров) и были причиной острой борьбы вокруг реформ, позиции Сципиона Эмилиана и критических замечаний Цицерона.

И все же, при всех возможных недостатках или ошибках Гракхов, их реформы спасли Рим. Увеличение числа граждан фактически позволило государству выстоять в условиях страшных потерь Кимврской, Митридатовой, Союзнической и гражданской (83–82 гг.) войн. Меры Гракхов были недостаточны, потребовалось новое массовое расширение прав гражданства и радикальные правовые реформы Цезаря. Вместе с тем, реформаторы шли именно в этом направлении, и реализация их планов могла бы предотвратить Союзническую и гражданскую войны и ослабить воздействие внешнеполитических катастроф. Программа Гракхов была эффективным выходом из того социально-политического кризиса, к которому шло римское общество, причем, Гракхи предлагали ее тогда, когда было еще не поздно. Провал реформ (а можно говорить именно о нем) имел негативные последствия в событиях 100–80 гг. и едва ли справедливо возлагать вину на реформаторов. Именно сопротивление римской элиты завело Рим в тупик, едва не приведший к полному краху римской цивилизации. Цезарь, отзывавшийся о Гракхах достаточно сдержанно (Caes. В. С, I, 7), фактически продолжал их политику.

Неизвестно, предвидел ли Гай Гракх то, что случится спустя 10 лет после его смерти, но озабоченность Гракхов боеспособностью римской армии оказалась пророческой. Степень развала стала видна уже в ходе так называемой Югуртинской войны (111–105 гг.), хотя кризис начался даже раньше.

После разгрома Карфагена ранее дружеские отношения с Нумидией должны были перейти в противостояние. В 149 г. умер старый друг римлян, царь Масинисса, дружеские отношения сохранялись и при его сыне Миципсе (149–118 гг.). После смерти Миципсы остались три наследника, сыновья царя, Адгербал и Гиемпсал, и племянник Югурта. В 118 г. по просьбе умирающего Миципсы консул М. Порций Катон, сын Катона Цензора, разделил между ними царство.

В 117–113 гг. Югурта устранил Гиемпсала, разбил Адгербала и фактически установил контроль над страной. Два римских посольства возглавляемые лидерами сената, Л. Опимием и М. Эмилием Скавром, не смогли остановить этот процесс. Трудно сказать, насколько это было реально, и какова была степень вины римского правительства, но римское общественное мнение было уверено в том, что новый кризис был вызван некомпетентностью и прямой коррупцией сенатской верхушки.