— Это великолепно! Восхитительно безнравственно! Как раз для нее! И не стоит терять время. Кровь врага — прекрасный наркотик. То, что нужно. И тем быстрее она сможет побороть в себе жалость. Для тебя это тоже хорошо, Квинн. Тебе еще не приходилось истреблять последних подонков.

— Но это, скорее, больше подходит ей, Лестат, — сказал Квинн. — Ты знаешь, что случилось в мою первую ночь. Я совершил чудовищную ошибку. Я не хочу, чтобы что-нибудь мерзкое, плохое произошло с ней…

— Ты разрываешь мне мое маленькой нежное сердце, — сказал я. — Разве вам придется действовать в одиночку? Я иду с вами. Ты серьезно считаешь, что я не смогу справиться с парочкой бродяг? Достаточно ли ты хорошо меня знаешь, Квинн? Ты забыл кто я и, возможно, я забыл тоже.

— Но чем все это закончится? — наставал он.

— Твоя невинность так неподдельна, — заметил я.

— Ты уже должен был это заметить, — сказал он. И тут же: — Извини. Прости меня, я только…

— Слушайте меня, вы, оба, — сказал я. — Сейчас мы говорим о незаконнорожденных отпрысках ада. Они щеголяли по вечности не больше декады. Достаточно, чтобы набраться нахальства. Естественно, я загляну в их души, перед тем, как уничтожу. Однако на данный момент я знаю, что они вне закона. И они мне не нравятся. И кровь вампира всегда горячая. И схватка будет приятной. И они законченное отребье. Они нарушили мир на моих улицах. Это уже смертный приговор, когда у меня есть для него время. А сейчас у меня есть время, а у вас — жажда. Только это меня волнует. И больше никаких вопросов.

Мона тихонько рассмеялась.

— Интересно, какова их кровь на вкус? — сказала она. — Но я не смею тебя спрашивать. Подожду, когда ты скажешь, что она мне подходит.

— Ты маленькая насмешница, — сказал я. — Любишь бороться? Бороться со смертными неинтересно, потому что нет страха. Ни один героический смертный не сможет тебе противостоять. Но схватка с этими милыми созданиями может оказаться очень достойной. И никогда нельзя предугадать, насколько они на самом деле сильны, никогда.

Кроме того, те образы, которые ты впитываешь с их обжигающей кровью, более интенсивные, чем у человеческой жертвы.

Она сжала мне руку.

Квинн был расстроен. Он вспоминал о своей первой ночи охоты: свадьба в Неаполе, невеста, затащенная им в спальню, вжатая в ковер, чтобы закрыть ее от супруга, и он высосал ее досуха, разбрызгав первый глоток по всему ее платью. Снова и снова он прокручивал в памяти этот отталкивающий момент, ужасные секунды морального падения.

— Братишка, — сказал я, — то были человеческие создания. Посмотри на меня.

Он развернулся ко мне, и сквозь сияющие огни автострады я вгляделся в его глаза.

— Я знаю, что до этого момента играл с тобой роль этакого утонченного сдержанного европейца, — сказал я. — А сейчас ты видишь жестокую часть меня. И я должен напомнить тебе, что ты прошел через ад, только, чтобы поведать мне свою историю. Что же касается смерти тетушки Куин, то это было истиной пыткой для тебя, и ты более чем заслужил с моей стороны самое хорошее, что я бы мог тебе дать или для тебя сделать. Но теперь я обязан разобраться с этими двумя охотниками за Кровью. И ни ты, ни Мона не должны упускать свой шанс.

— А что если они сильные? А что если их сделал кто-то, как и меня, очень древний? — спросил он.

Я вздохнул.

— Я дал тебе свою кровь, Квинн. И Мона создана с ее же помощью. Вас нельзя даже сравнивать с ними, поверь мне.

— Я хочу это сделать, — тут же вмешалась Мона. — Если ты утверждаешь, что они — лишь развлечение, значит так и есть. И значит мне это подходит, возлюбленный босс. Ни мое сердце, ни душа больше не помогают мне определить, что я на самом деле сейчас чувствую, как я на самом хочу эту маленькую битву. Мне не найти слов, все так неопределенно и будто засело внутри меня. Это та часть смертной меня, которая не пожелала умереть? Так?

— Да, — сказал я. — Именно.

— Браво, — сказала она. — Тогда я возьму их. Но кое-что меня смущает…

— Оставь это при себе, — сказал я. — Мы почти пришли.

Я заметил подавленное выражение на лице Квинна, ясно заметное в свете проезжавших машин.

— Что, если они попросят пощады? — спросил он.

— Ты уверен, что это случится? — ответил я, слегка пожимая плечами.

— Что, если они разбираются в поэзии? — спросил он.

— Это будет очень забавно, — сказал я. — Как ты думаешь? Расплатиться за невинных жертв.

Но он не сдавался. Не мог сдаться.

— Что, если они любят тебя?

Сделаем быстрый перерыв во славу святых, одним из которых я хотел бы стать, но не могу.

После того, как мы покинули папу, он остался в полной безопасности в своих покоях, но за время, которое мне потребовалось, чтобы благополучно записать произошедшие события — не волнуйтесь, мы вернемся меньше, чем через пять минут — папа успел посетить Торонто, Гватемалу и Мексику, и в Мексике канонизировал святого.

Почему я упоминаю об этом, в то время как папа Иоанн Павел II свершил много других дел за свою маленькую поездку? Включая награждение парочки парней и канонизацию еще одного святого, но только в Гватемале?

Просто, когда говорят о святом из Мексики, я на самом деле чувствую себя задетым, потому как речь идет о том самом Хуане Диего, простом индейце ("истинном аборигене", как утверждают некоторые газетные заголовки), которому в 1531 году явилась Богородица Гуаделупская. Когда этот простой индеец поведал местному испанскому епископу о явлении Пресвятой девы, то был абсолютно проигнорирован. И тогда наша Богородица сотворила повторное чудо.

Она взрастила для Хуана Диего великолепные красные розы, чтобы он собрал их и отнес епископу. Те розы чудесным образом выросли в снегу на вершине родного холма Хуана Диего, и когда славный малый радостно распахнул свою накидку (пончо) перед епископом, чтобы продемонстрировать прекрасные цветы, обнаружилось, что на накидке во всей красе запечатлелся лик Богородицы, так как и принято изображать Пресвятую деву, только кожа ее была индейской.

Эта накидка, сделанная из кактусового волокна, со знаменитым изображением Пресвятой девы Марии, по-прежнему невредима и вывешена на всеобщее обозрение в Кафедральном соборе города Мехико, и тысячи ежедневно приходят посмотреть на нее.

Ей дали имя Богородицы Гуаделупской, и нет человека в христианском мире, который бы не видел это изображение матери Христа хотя бы раз в его или ее жизни.

Ну хорошо. Теперь… Я люблю эту историю. Всегда любил. Мне представляется очень возвышенным то, что произошло с Хуаном Диего. Когда он впервые вскарабкался на холм, Святая Матерь обратилась к нему: "Хуанито!" Разве это не трогательно? И трогательно, что тысячи индейцев приняли христианскую веру после явленных чудес. И, безусловно, чудесно, что папа Иоанн Павел II, больной, восьмидесятидвухлетний, сделал этот жест для Мексики и канонизировал Хуана Диего.