– Уходи, Сфинкс! – просит Лорд, борясь с Химерой. – Пока я ее держу! Слышишь?

Я встаю и как лунатик иду к люку, где меня дожидается нелепо одетый Горбач. Дожидается, свесив вниз босые ноги и болтая ими в воздухе.

– Ну что, спускаемся? – спрашивает он, вскакивая. Достает из кармана веревку и пропускает ее сквозь ременные петли у меня на джинсах. – Это на всякий случай. Вдруг не удержу.

Бреду по коридору, тупо уставившись перед собой. Что-то мешает идти. Сообразив, что именно, я останавливаюсь, и тут же в меня врезается запыхавшийся Горбач.

– Эй, Сфинкс, я тебе кричу-кричу, ты что, не слышишь? Так и намерен гулять на поводке? – он освобождает меня от страховочной веревки, сматывает ее и прячет в карман. – Что случилось?

– Ничего. Задумался.

– Ну ты и задумался! Ладно, я – обратно. Надо спустить Лорда, пока его не сожрали. Кажется, эта Химера немного не в себе. Лучше не оставлять их наедине.

Он исчезает, а я иду дальше, до самой нашей спальни, зайдя в которую, сажусь на пол перед дверью и гляжу, как Толстый странствует под кроватью, гудя и собирая пыль.

Я смотрю на него так долго, что он успевает пересечь подкроватное пространство, выползти на середину комнаты, опрокинуть стул и попробовать на вкус все, что с него упало.

Потом возвращаются Лорд с Горбачом.

Горбач успевает как раз вовремя, чтобы вытащить из пасти Толстого чей-то носок. Лорд бросает на стол полотенце и сообщает, что в Доме отключили холодную воду.

– Зачем ты это делал? – спрашивает он меня. – Зачем тебе понадобилась ее исповедь?

– Кажется, это и меня касается, – говорю я. – Не пойму пока, каким образом, но это имеет ко мне какое-то отношение. И мне это не нравится.

Лорд пристраивается на краю кровати, стягивая через голову цветастый балахон.

– Плюнь, – предлагает он. – Забудь. Тошнотворная история.

– Он не может, – говорит Горбач. – Не знаю, о чем вы, но Сфинкс не успокоится. По глазам видно.

Нанетта пробует спикировать ему на голову, оскальзывается на каске и, оскорбленная до глубины души, плюхается на пол.

– Как ты это делаешь? – спрашивает Лорд. – Мне казалось, она вот-вот скажет все, что ты хочешь знать.

Я закрываю глаза.

– Это было летом, – говорю я.

Химера об этом не сказала, но я догадался. Почему мне не следует знать, кто это был? Потому что он тоже боится меня? Я ведь почти поймал его. Теперь я угадаю и не заглядывая в глаза Химере…

– Пойду, поищу Слепого, – встаю.

– Погоди. Я с тобой, – Лорд вываливает из ящика шкафа ворох рубашек. – Только переоденусь. Не понимаю, почему для тебя это так важно.

– Я тоже, – говорю, вздрогнув от неприятного озноба.

Через полчаса, с заклеенной пластырем спиной, в гигантской красно-белой футболке Черного с номером на спине, я прочесываю Дом в поисках Слепого. Лорд тоже в футболке Черного, только бело-синей. С номером двадцать два. Встречные изумленно таращатся, подозревая, что мы являемся предвестниками новой моды. Углубленный спортивный стиль. Лорда эти взгляды нервируют, хотя он и в футболке по колено хорош. Она придает ему бродяжий, слегка помоечный вид, который при его внешности потрясает воображение.

Мне приходится ждать и приноравливаться к его шагам, потому что на костылях он передвигается гораздо медленнее, чем в коляске. На повторном пересечении коридора с заглядыванием во все щели Лорд не выдерживает и просит разрешения передохнуть.

– Никуда он не денется, Сфинкс. А у меня подмышки горят. И, черт бы всех побрал, на нас смотрят, как на каких-то обезьян, мне это уже надоело!

– Терпи, – говорю я ему. – Сам за мной увязался, не забывай.

– Потому что ты меня беспокоишь. Твои блуждания, и вся эта история. Я должен быть поблизости. Кстати, почему ты думаешь, что Слепой что-то об этом знает?

– Я так не думаю. Может, знает, а может, нет. Но если кто-то в курсе происходящего, то, скорее всего, он. Кофейник! – внезапно осеняет меня. – Там мы еще не смотрели!

Я устремляюсь к Кофейнику, Лорд, чертыхаясь, тащится следом.

В Кофейнике, как всегда, полутемно и накурено. Лампы на столиках горят, отбрасывая свет зелеными веерами. Окна зашторены, но солнце просачивается сквозь щели, так что создать уютный полумрак не удается.

Слепой здесь. Восседает на грибовидном сидении в черном сюртуке с погонами, как молодой Дракула, спасающийся от солнечных лучей. Перед ним на стойке три чашки кофе. На соседнем грибе благодушно скалит зубы Стервятник, только вместо кофе у него горшочек с кактусом.

Валюсь на ближайший грибостул, и синяки отзываются на это действие дружным воем в ста разных точках моего организма.

– Боже! – говорит Стервятник, выплывая из курительного транса. – Что с вами, мальчики? Вы выглядите, э-э-э… немножко непривычно…

– Холодную воду отключили, – объясняю я. – Это тряпки Черного. Слепой, я искал тебя, чтобы спросить кое о чем.

– Я к твоим услугам.

Слепой отрешенно пялится в пространство, сложив руки на стойке, как прилежный ученик в присутствии учителя.

– Кто прошлым летом пытался покончить с собой, бросившись с крыши?

Стервятник, присвистнув, заслоняет ладонью свой кактус, оберегая его от неприятных историй. Лорд, вскарабкавшийся на стойку, чтобы передохнуть от прямохождения, размазывает по ней горстку просыпавшегося сахарного песка. Слепой застыл, как гипсовый барельеф.

– Ну так как?

Я уже знаю, что ответа не будет, но настаиваю, чтобы вытянуть из него хоть что-то.

– Говори, Слепой.

Он наконец оживает и поворачивает ко мне лицо.

– Беру свои слова обратно. Я не к твоим услугам, Сфинкс. Извини.

Коротко и ясно. И так же отвратительно, как страх Химеры, если не хуже.

– Это был не ты.

– Ничем не могу помочь.

Лорд с тревогой следит за нами, сгорбившись и терзая подбородок.

– Я все равно узнаю.

Слепой передергивает плечами:

– Не сомневаюсь. Но не от меня. Уходи, Сфинкс, не трепи мне нервы.

Сползаю с пластмассового гриба.

– Ты достаточно сказал, ничего не сказав.

Слепой утыкается в чашку, давая понять, что разговор окончен. Я выхожу, не дожидаясь Лорда, пересекаю коридор, натыкаясь на людей и коляски, ощущая себя избитым и оплеванным.

Что за дело Слепому до прошлогоднего неудавшегося самоубийцы, который любит гулять по крышам? Кто бы он ни был, что бы ни гнало его к краю, чем я могу быть опасен ему? В глазах Слепого нет ничего и никогда, и в голосе его ни коридоров, ни закрытых дверей, но даже в глухой стене, которой он отгородился от меня, я читаю ответ на свой вопрос. Ответ, причиняющий боль.