Захожу в спальню. Толстый перестает жевать одеяло и глядит на меня.

– Продолжай, старик, – говорю я ему. – Может быть, пробуя все подряд, ты в один прекрасный день сделаешь открытие. Изобретешь новый вид пищи. И прославишься в веках.

Толстый не понимает слов, но распознает интонации. Успокоенный моим голосом, он запихивает одеяло поглубже в рот. Я опускаюсь перед ним на корточки.

– Ты замечаешь, что мы почти все время разгуливаем по Дому, что в спальне никто не сидит? Замечаешь, что мы стали часто оставлять тебя одного? Жизнь перетекла в коридоры, а ты остался здесь, бедняга. Но, может, тебе так лучше? Вся комната в твоем распоряжении. Куча предметов. Видишь ли, в чем дело, там, на крыше, был кто-то из нас. Кто-то, кто может ходить. Не Слепой… не Горбач… не Лэри. Черный? Македонский?

Толстый выплевывает попавшую в рот нитку и морщится.

– Это вполне мог быть Черный. После того, что случилось с Волком, это мог быть даже я сам, но это был кто-то другой. Скажем, Черный. И девочка с зелеными волосами готова выцарапать мне глаза, только бы я не узнал об этом. Забавно, да? Она боялась меня. Лорда ей тоже хотелось прогнать, но его она не боялась. А теперь, скажи мне, Толстый, кто может бояться Сфинкса и почему? Что надо сделать для этого? Очень и очень нехорошее. Это мой последний вопрос. Кажется, я знаю ответ, но, возможно, мне это только кажется. Сижу ли я здесь в засаде, стерегу ли кого-то, кто ответит мне?

Толстый глубоко вздыхает, таращась на меня глазками-пуговками.

– Я боюсь, Толстый, – говорю я ему. – Понимаешь? До смерти. Посмотреть ему в глаза и узнать. Почему он торчал на крыше тогда и почему делает это теперь. В чем его вина и страх.

Толстый явно ждет от меня сказку о синем море и белом песке. Нитки свисают с его оттопыренных губ тут и там, как сомьи усы, и он чистит себя, как умеет, не переставая внимательно слушать. Он глядит на меня и на того, кто сидит рядом со мной, так же как я, на корточках. Нас трое, сидящих в кругу над изжеванным одеялом, и этот третий тоже внимательно слушает, потому что на самом деле мои слова предназначены ему, и слова, и вопросы – он это знает.

– Что ты сделал, Македонский? – спрашиваю я.

– Кажется, я убил его, – отвечает тихий, почти безразличный голос.

– Почему?

– Я боялся. Мой страх мог сделать это, помимо моей воли. Ты знаешь, я не хотел бы причинить тебе боль. Он был страшным человеком. Я рад, что сказал тебе, Сфинкс, рад, что ты спросил. Делай теперь со мной, что хочешь. Если велишь уйти, я уйду.

Толстый разрывает сигаретную пачку и радостно ухает при виде высыпавшихся сигарет. Хватает сразу две, запихивает в рот и тут же с отвращением выплевывает.

Я встаю и выхожу из спальни. Не очень понимая, куда иду и зачем. Знаю только, что мне нужно двигаться. Все равно, в каком направлении.

– Эй, да ты, никак, в моей одежде, Сфинкс?

Встречная фигура, которую надо обойти. Черный, с огромным динамиком в объятиях.

– Да. Это твоя одежда. У нас с Лордом сегодня был день воспоминаний…

Делаю шаг в сторону, но он опять заступает мне дорогу.

– Что случилось, Сфинкс? На тебе лица нет.

Стою, ожидая, когда ему надоест торчать передо мной. Гляжу на его подбородок, уткнувшийся в динамик. Потом динамик исчезает, поставленный на пол, и подбородок исчезает вместе с ним. Черный стоит, согнувшись, как будто повредил себе позвоночник.

– Так, – говорит он. – Страшновато смотреть на тебя, но я, так и быть, переживу. Могу я чем-то помочь?

– Можешь. Запихни меня в какую-нибудь щель и зацементируй ее.

– Понял, – Черный выпрямляется. – Пошли. Я тебе это организую. И щель, и цемент, и надгробную надпись. Только потерпи до первого.

Динамик он оставляет посреди коридора, как памятный обелиск в честь нашей встречи. Я послушно иду за ним. Мы выходим на лестницу. Спускаемся и опять идем. В актовом зале, как всегда, кто-то вдохновенно терзает рояль, и волны этого вдохновения захлестывают весь первый этаж. Черный заводит меня в полупустую комнату. Это склад, где громоздятся картонные коробки. Одна приоткрыта, и в щель выглядывает запечатанный в пенопласт унитаз. Мы в комнате унитазов.

Черный копается за одной из коробок, бормоча что-то невразумительное. Выуживает оттуда бутылку, потом еще одну.

– По-моему, – говорит он, – тебе нужно выпить. Удержишь сам? Бокалы у меня здесь не предусмотрены.

– Попытаюсь, – говорю я. – А что внутри?

– Спирт, разведенный яблочным соком.

Я смеюсь. Черный опрокидывает на бок пустую коробку и расставляет на ней бутылки.

– Познакомишься с Песьими пристрастиями. Это их любимый напиток. Когда привыкнешь, очень даже ничего. Все зависит от того, в каких пропорциях развести.

– Да мне плевать, – говорю я. – Будь там хоть чистый спирт.

– Я вижу, что тебе плевать, – Черный садится на пол и отвинчивает крышку одной из бутылок.

– Что все-таки случилось? Может, расскажешь?

Качаю головой.

Он передает мне бутылку.

– Как хочешь. Я не настаиваю, сам понимаешь.

Собачиная смесь не похожа ни на один из известных мне напитков. Гадость жуткая, хотя после третьего или четвертого глотка это уже не так заметно.

– Не налегай, – предупреждает Черный. – А то вырубишься.

– Странные эти Псы, – говорю я. – И пристрастия у них странные.

– У нас, – поправляет Черный. – Не забывай, я теперь тоже Пес.

– Да, – говорю я. – Светло-палевый. Мохнатый. Большой. Ты когда-нибудь замечал, какого цвета глаза у Македонского? Они у него, как осенние листья. Крапчатые…

– Не приглядывался.

– Зря. Там много всего. Знаешь, в чем состоит мой главный секрет, Черный? У каждого в Доме есть свой секрет. У меня тоже. Мой секрет в том, что я могу слинять отсюда в любой момент. Как только пожелаю.

Черный опускает бутылку, поперхнувшись ее содержимым.

– Куда это, интересно?

– Сюда же. Но не совсем сюда. В сюда, которое не совсем здесь. Это секрет, учти.

– Ясно, – говорит Черный. – В бутылку со спиртом и яблочным соком. По-моему, тебе уже хватит.

Я размазываюсь по стене и укладываю ноги на ящик. Зажим в грабле заклинило, так что держать мне теперь бутыль из-под Песьих радостей до конца моих дней.

– Загибай за меня пальцы, Черный. Я буду перечислять тебе параллельные миры, годящиеся для бегства.

– Валяй, – говорит Черный. – Не стесняйся.

Дверь отворяется, и на пороге возникает Лорд, изящно покачивающийся меж костылей.

– Я тебя все-таки нашел! – говорит он.

– И этот тоже в моей одежде, – удивляется Черный. – Что на вас нашло? Иди сюда, Лорд, по-моему, он уже готов. Толкует о параллельных мирах.