«…По всем вероятиям заключить должно, что султан не доведёт дела до этой крайности, — важно заключает граф Дибич (теперь уже с приставкой «Забалканский») в депеше к Гейдену, — ибо с 16–го сего месяца (августа. — С. К.) находятся в главной моей квартире уполномоченные от Порты Оттоманской для заключения мира…»

2 сентября 1829 года в Адрианополе был подписан мир между Россией и Портой [33]. Россия получила устье Дуная с прилегающими островами; к России окончательно переходило восточное побережье Чёрного моря от устья Кубани до Поти. Черноморские проливы открывались для прохода российских и иностранных судов, Греция объявлялась независимым государством, а Молдавия, Валахия и Сербия получали широкое внутреннее самоуправление. Уже через две недели Л.П.Гейден особым приказом по русской эскадре предписывал «блокаду Дарданелл и Константинополя совершенно прекратить, а за успех нашего оружия принести Господу Богу благодарственное молебствие, которое и совершить на флагманском моем корабле «Азов»…»

Блокада продолжалась десять с половиной месяцев, несмотря на (как лаконично обобщено в историческом журнале эскадры) «неблагоприятные погодные условия и шаткость политики союзников».

24 сентября пришла бумага с распоряжением Николая I русской эскадре прибыть в Кронштадт «к 1 мая 1830 г. непременно». Впервые в истории отечественного флота эскадра М.П.Лазарева — четыре линейных корабля, три фрегата и два брига — совершила успешный переход из Средиземного моря на Балтику вокруг Европы без захода в иностранные порты, как это делалось в прошлом. В Кронштадт они опоздали всего на 12 дней из-за риска быть затёртыми во льдах Финского залива: судна потеряли почти 200 листов меди каждое. Парусным деревянным кораблям пришлось прокладывать путь среди сплошных ледяных полей. И если М.П.Лазарев смог преодолеть ледовые препятствия, то только потому, что он имел большой опыт плавания в Антарктиде на шлюпе «Мирный»…

…Для Владимира Корнилова это трёхлетие — 1827, 1828 и 1829 годы — решающее, судьбоносное, «скелетообразующее» для всей его жизни: счастливое обретение Учителя и Наставника в лице Михаила Петровича Лазарева; редкая удача служить на лучшем корабле российского флота; первый боевой опыт, полученный в жестоком столкновении держав при Наварине; первая боевая награда как признание его личной храбрости и искусного умения…

Но если непростые уроки, преподнесённые ему командиром, и настоящее — страшное, а не вычитанное в корпусе в анналах истории, сражение стали испытанием его духа, знаний, зреющего мужества, то воспитанием духа молодого офицера явилось беспримерное мужество и героизм, массовый героизм русских матросов, их презрение к смерти и готовность выполнить свой долг. Корнилов, не раз слышавший об этом от собственного отца, не мог даже представить, что увиденное им лично так поразит его.

Один из очевидцев этого боя писал: «Стоило только видеть, с каким жаром всё устремилось при первом пушечном выстреле и открытии битвы… Ни один из матросов и канониров не отступил и не оставлял своего места в продолжении четырёх часов сражения. Люди, кои большею частью никогда не видели огня, которые занимались артиллерийской службой только на ученье, не потеряли напрасно ни одного заряда и действовали с такой ревностью, что офицеры едва могли их удерживать. Несмотря на множество убитых и раненых, не слышно было ни ропота, ни жалобы. Многие из сих героев, стоявшие на марсах «Азова», тяжело раненные, сами спускались по вантам и кричали ура. Нельзя не упомянуть об унтер-офицере Туркине, одном из сих храбрых героев. Он стоял на грот-марсе, когда ядром ему раздробило руку. Убеждая своих товарищей ревностно исполнять их долг, он твёрдыми шагами спустился вниз и выдержал одну из мучительнейших операций».

…А ещё перед глазами — Павел Степанович Нахимов, всего несколькими годами старше его, Корнилова, и очень ценимый Лазаревым; Нахимов, который всё время боя находился на верхней палубе «Азова», где убило шестерых, а семнадцать человек ранило, но сам он ни на миг не покинул подчинённых и дважды со своими людьми спасал корабль от пожара.

…А ещё лейтенант Бутенёв, тяжело раненный, с рукой, раздробленной выше локтя, с белым от боли лицом, он не уходил с палубы…

…А ещё Корнилов никогда не забудет мичмана Домашенко, который погиб до Наваринского сражения, возле Сицилии. Подробно об этом трагическом случае рассказал в письме другу П.С.Нахимов:

…Через 17 лет Владимир Алексеевич, капитан 1-го ранга, закончит своё служебное донесение М.П.Лазареву такими словами: «…Будьте уверены, Ваше Высокопревосходительство, что у меня до сих пор на службе никогда не было других расчётов, кроме пользы общей, которой я всегда готов жертвовать всем, даже моим самолюбием, так мне завещал отец и словом и делом и так я надеюсь пройти жизнь, несмотря ни на какие испытания».