«И все-таки вначале они любили друг друга…» – что в этих словах: оправдание своего первого решения, чувство вины за неудачно сложившиеся судьбы близких людей или назойливая мысль об ином возможном варианте своей и их жизни, который бы мог так или иначе, но благоприятней сказаться на истории рухнувшей империи?

Был акт отречения, подписанный Наполеоном 11 апреля 1814 года. Был Парижский мир, торжественно заключенный полутора месяцами позже – 30 мая. И был Венский конгресс. Империя перестала существовать. Шагреневая кожа ее еще так недавно разраставшихся границ сократилась для Наполеона до жалкого клочка земли в Средиземном море, между родной Корсикой и итальянским побережьем. Остров Эльба – 223,5 кв. километра, 24 тысячи жителей, как сообщали справочники тех лет. Впрочем, все это предоставлялось Наполеону на правах суверена и даже с сохранением титула императора. Ставшие мифическими титулы императорских высочеств сохранялись и за всеми членами его семьи вместе с вполне реальными и внушительными пенсиями на их содержание. В этом союзные правительства готовы были проявлять поистине королевскую щедрость.

Императрице-матери – 300 000 франков, старшему брату с женой – 500 000, Жерому Бонапарту с женой – 400 000, сестрам Полине и Элоизе – по 300 000, Луи – 200 000. Но практически самую большую сумму – 400 000 франков – получает независимо от Луи Гортензия с сыновьями. Людовик XVIII к тому же услужливо венчает ее новым титулом – герцогини Сен Лё, под именем которой Гортензия может продолжать жить не только во Франции, но и в самом Париже. Предупредительность Бурбона почти необъяснимая, если бы не та исключительная благосклонность, которую оказывает всем Богарне Александр I.

Какими бы дипломатическими соображениями ни руководствовался русский император, этой своей благосклонностью он явно афиширует. День в Мальмезоне у Жозефины, в тесном кругу ее детей, без свидетелей, без обычного окружения придворных. Многочасовые беседы с Евгением и отдельно с Гортензией. Новые визиты, всегда с соблюдением всей полноты императорского этикета в отношении «бывших», и та атмосфера непринужденной простоты, в изображении которой Александр Павлович не знал себе равных. Другое дело, что никакие просьбы Жозефины разрешить ей переехать на Эльбу не достигают результата. Александр непреклонен: у Наполеона другая жена, а главное – Богарне может оказаться слишком преданным человеком.

Зато со смертью Жозефины Александр тут же приходит на помощь оказавшейся в стесненных материальных обстоятельствах Гортензии. Девятьсот тысяч франков за коллекцию картин Мальмезона – если даже считать, что сюда входило прославленное «Снятие со креста» Рубенса, полотна Берхема, Поттера, «Бокал лимонада» Терборха, целая серия картин Тенирса, включая его «Караульню» и «Обезьян на кухне», лучшие холсты Клода Лоррена, – назначенная победителем цена говорила о театральном жесте. Ведь спустя несколько лет другой русский император, Николай I, заплатит той же Гортензии за принадлежавшие ей полотна Рембрандта всего по четыре тысячи франков. Разве не обязана ссыльная королева довольствоваться любой предлагаемой ей ценой? Но так будет в 1829 году, а пока все еще в жизни Гортензии обещает уладиться, и почем знать, может, худшее уже позади…

Худшее… Разве дело только в разводе с Луи, который в запале противоречивых и сложно переплетенных чувств готов наносить Гортензии все новые и новые удары, то отрекаясь от сыновей, то требуя мальчиков к себе. А развод Наполеона с Жозефиной – так ли легко он обошелся именно для Гортензии?

Жозефина – это счастливое начало наполеоновской звезды. Для многих – почти символ непрерывных удач Первого консула, потом императора, как бы ни складывались в действительности отношения супругов. Но по мере роста могущества империи вопрос о наследнике уже не может замыкаться в тесном семейном кругу. Для окончательного утверждения новоучрежденной короны нужна связь с исконными монаршими домами. Александр I не снизойдет до разрешения на брак с Наполеоном своей сестры. Зато такое предложение с радостью примет для своей дочери и наследницы Марии Луизы австрийский император. Судьба Жозефины предрешена, и Гортензия единственный свидетель минуты, когда Наполеон принимает бесповоротное решение.

Их трое в маленькой гостиной – Жозефина, Наполеон, Гортензия. Гортензия в первый раз исполняет свой только что написанный романс. Слова мадам де Сталь – к кому обращены они, к каждому солдату французской армии или к одному Наполеону: «Вы идете за своей славой… Следуйте голосу чести, но не забывайте меня». Залитое слезами лицо Жозефины. Наполеон, наклонявшийся над рукой жены: «Я никогда не встречу женщины лучше вас, мадам». И резко захлопнувшаяся за императором дверь. На следующий день он начнет оформление развода.

Совсем не просто пережить унижение матери – Гортензия до конца будет привязана к ней и сохранит в своем кабинете статую с надписью: «Императрица Жозефина», – потерю надежд на будущее собственных детей – какое теперь Наполеону дело до них… Откровенное торжество семьи Бонапартов! И тем не менее не Бонапарты – все та же Гортензия становится самым близким человеком новой императорской четы. «Дочь моя, я распорядился передать вам Сен Лё. Прикажите вашему управляющему войти во владение этими землями на ваше имя, но на содержании государства. Сделайте распоряжения, какие вам захочется, и перемените людей, которые не будут вас устраивать. Вы нуждаетесь в деревне; и вы не можете иметь более приятной, чем эта», – строки из письма Наполеона Гортензии в январе 1810 года.

Гортензия меньше всего ищет дружбы Марии Луизы, но ей незнакомо и чувство ревности. Может быть, иначе – для нее существуют и имеют смысл иные масштабы оценки человека. Нарастающее внутреннее одиночество Наполеона, его конфликты с окружением после декабря 1812 года побуждают Гортензию оставаться около него, поддерживать новую, такую безликую императрицу. Размах наполеоновских планов, их напор – чего стоят они в глазах благовоспитанной австрийской принцессы по сравнению с неукоснительным выполнением этикета императорского двора! В его нарушении для Марии Луизы большая катастрофа, чем в любом поражении французской армии на поле боя. И какими усилиями Гортензия старается поддерживать видимость благополучия!

Всего один день в ее жизни – 1 января 1813 года. В девять часов утра Гортензия приезжает из Парижа в Тюильри поздравить с наступившим годом Наполеона и Марию Луизу. На ней платье «большого выхода», драгоценности – ничто не должно напоминать о начавшихся поражениях. В полдень Гортензия все еще во дворце – на торжественной и требовавшей присутствия всего двора мессе. Потом дорога в Париж, домой, переодеться и появиться в Мальме-зоне у Жозефины, а в шесть часов, уже в новом туалете, сесть за семейный стол Наполеона – отсутствия или простого опоздания Гортензии император бы не потерпел. И только в девять вечера снова Париж, собственный дом для недолгого и горького отдыха.

Наполеон уезжает в Трианон. Никто из придворных не ищет возможности разделить его одиночество. Только Мария Луиза – по обязанности – и Гортензия. Две женщины часами сидят у дверей императорского кабинета в ожидании, когда Наполеон прервет свою становящуюся день ото дня все более бесполезной работу. Присутствие Марии Луизы могло бы поддержать Наполеона в ожидающей его ссылке. Но Мария Луиза отказывается разделить судьбу мужа – с этой минуты она перестает для Гортензии существовать: мужское в своей непреклонности решение. Хрупкая блондинка, так любившая изображать себя на автопортретах в тающих облаках кружев и голубых лент, Гортензия никогда не изменяла своим приговорам, какой бы ценой они ей ни доставались. И еще – она не признает лишних слов, выяснения отношений. Для нее поступки говорят сами за себя – что же могут прибавить к ним слова?