— Ответьте на него, пожалуйста.

— Вы не так уж молоды.

— Да, я опоздала на несколько лет.

— Журналистика — это ремесло.

— Я быстро учусь.

— У вас нет никакого сюжета для расследования.

— Ошибаетесь. У меня есть великолепный сюжет.

— Вы к этому не готовы.

Марион кивнула:

— Ну что ж. Я просто хотела лишний раз убедиться, что, уйдя от вас, ничего не потеряю. — Она положила на стол запечатанный конверт. — Это мое заявление об увольнении. До свидания, мадам Борман.

И, повернувшись, Марион направилась к двери.

— Подождите.

Марион обернулась.

Катрин Борман поднялась из-за стола:

— Я не знаю, что вы задумали. Но, скорее всего, это не лучшее решение. В моей жизни тоже были нелегкие моменты. Что бы с вами ни произошло, какую бы глубокую рану вы ни получили, поверьте мне, нужно продолжать идти вперед. Никто не в силах изменить прошлое.

Марион, пристально посмотрев на патронессу, возразила:

— Ошибаетесь. Это можно сделать.

И вышла, уже не оглядываясь.

Она попросила таксиста высадить ее у сектора F, поставила свой чемодан на тележку, вошла в аэропорт и остановилась у стойки компании «Эр Франс»:

— У меня заказан билет.

— Какое направление? — спросила служащая.

— Лос-Анджелес, рейс шестнадцать тридцать.

Служащая взяла ее паспорт и сверила данные в компьютере.

— Дату возвращения указывать?

— Нет. Мне нужен билет с открытой датой.

Девушка за стойкой пощелкала клавишами компьютера, затем протянула Марион картонный прямоугольник:

— Счастливого пути.

Марион взяла его и вошла в терминал.

Троянец перевел на ее счет деньги, которые, согласно его инструкциям, она должна была потратить на авиабилет, а также на покупку нового айфона. Сейчас она включила айфон и зашла в «Фейсбук», чтобы пересмотреть недавно присланную ей видеозапись.

Она вновь увидела Натана Чесса.

Имея очень жалкий вид, он лежал на больничной койке под капельницей, страшно исхудавший, в каком-то плохо освещенном тесном помещении без окон.

И, что самое ужасное, был прикован за щиколотки обеих ног наручниками к прутьям спинки кровати.

— Здравствуй, Марион… Мне очень жаль, что я вынужден говорить с тобой в таком состоянии… После стольких лет, стольких загадок… Я понимаю, до какой степени это для тебя тяжело… Я так хотел бы все тебе объяснить, ответить на все вопросы… — Он прервался, закашлявшись. — Но у меня… слишком мало времени. Поэтому… выслушай меня. Тебе придется предпринять это путешествие… о котором сказал тебе Троянец… если ты хочешь еще хоть раз меня увидеть. Сделай это, Марион, прошу тебя. Моя жизнь… не единственное, что стоит на кону в этой игре.

И всё.

Марион в последний раз набрала номер отца. Снова автоответчик. Ну что ж, тем лучше, подумала она. И проговорила:

— Я уезжаю, папа. Извини, что сообщаю тебе об этом вот так, но через минуту я сажусь в самолет. И отправляюсь в США…

На секунду она замолчала, прикрыв глаза. Потом добавила:

— Натан не умер. Он жив. Не знаю, где он сейчас, но ему нужна моя помощь. Я собираюсь его отыскать.

Отец Марион выслушал ее сообщение и положил трубку.

Внезапно он ощутил слабость. Не в силах оставаться на ногах, опустился в кресло.

Затем с силой провел ладонями по лицу, по жесткой щетине на щеках. Ну, вот и настал момент, который он пытался отдалить все эти годы. Хотя и знал, что рано или поздно всё случится.

Он встал и направился к буфету. Отыскал в одном из ящиков конверт — старого образца, из тех, что надо было заклеивать языком. На внутренней стороне, под треугольником с клейкой полосой, был записан телефонный номер.

Но сначала отец Марион позвонил в справочную телефонную службу:

— Добрый день. Я хотел бы сделать звонок за рубеж. Но не знаю, действителен ли еще номер…

Номер оказался действителен.

Изменился лишь код региона. Ему объяснили, как дозвониться. Он поблагодарил оператора, затем набрал нужную комбинацию цифр.

Гудок был долгим и низким — не таким, как во Франции. Затем кто-то снял трубку.

— She’s coming[6], — сказал отец Марион.

Ответа не последовало.

На всякий случай он еще раз повторил эту фразу и положил трубку.

Затем в последний раз обвел глазами квартиру.

Ему тоже пора собирать чемодан.

В это утро погода была такая замечательная, что Хлоя решила удрать с уроков.

Она подняла одну руку и одновременно прижала другую к животу, изобразив на лице невыразимое страдания. Учитель поднял глаза к потолку, затем сделал ей знак, что можно идти. Она вышла, пряча победную ухмылку.

Такой предлог всегда действовал безотказно.

Хлоя дошла до туалета, но даже не стала туда заходить, а сразу направилась к своему шкафчику. Открыв его, она забрала свои вещи и вышла на улицу через боковую дверь, предназначенную для служебного персонала.

Школа в Лагуна-Бич, графство Оранж, была построена в традиционном стиле американских школ: массивное здание из красного кирпича с высокими окнами, расположенными на довольно большом расстоянии от пола, что позволяло Хлое проскальзывать вдоль стены, не будучи замеченной из класса.

Она дошла до баскетбольной площадки, на которой тренировалась женская команда, затем, пробравшись сквозь кусты к кирпичной ограде, взобралась на дерево. Уцепившись за ветку, подтянулась на руках, встала на ограду и спрыгнула с другой стороны.

Затем осторожно вытащила велосипед из-под вороха веток и листьев. Натянула кожаную куртку «Перфекта», которую когда-то носил ее отец.

Наушники от айпода вставила в уши, звук сделала максимально громким.

Она прогуливала уроки уже третий раз за эту неделю. Само собой, всё это добром не кончится. С другой стороны — живем только раз, так ведь?

Хлоя уселась в седло, нажала педаль и покатила по тропинке.

В девятнадцатом веке переселенцы, спасающиеся от гражданской войны, построили Лагуна-Бич на омываемой океаном скале. Вначале спускаться с нее по крутым обрывистым тропинкам могли только козы. Но со временем тропинки сменились хорошими дорогами, ведущими к частным особнякам, а маленький городок постепенно превратился в отдаленное предместье Лос-Анджелеса, обитель богачей. Отныне роскошные особняки соседствовали со старыми домиками на сваях, буквально повисшими над бездной. И козы по-прежнему были здесь: пару раз в год пастухи перегоняли их на новые пастбища, куда-нибудь повыше, где еще можно было найти подножный корм. Часть города в свое время выгорела — ко многим домам пожарные просто не смогли приблизиться, — после чего муниципалитет распорядился сократить до минимума площадь дикой растительности и еще увеличить количество дорог.