Шрифт:
Интервал:
Закладка:
То есть именно с женой у меня и сложилась "настоящая человеческая связь".
Будь они прокляты – и связь, и жена.
А с другими людьми, в силу описанной причины, связей у меня нет.
И все это продолжалось до тех пор, пока не появился ты, Клеменс.
Но я не отношу тебя к породе людей, в том-то и дело.
Кстати, в начале письма я сообщал, что с детства не люблю цирк. Но еще острей, сызмальства, не терплю так называемый классический балет. Причем если сейчас мне смотреть его было бы просто скучно, то в детстве он у меня вызывал целый рой зудящих вопросов. Вот дядька, подскакивая, как наскипидаренный, носится за теткой по всей сцене.
Она от него убегает – ну, это ладно, мало ли что он задумал сделать, ей виднее. Но вот она не то чтобы убегает целенаправленно, а просто не замечает его. Бежит, порхая, куда-то по своим делам – кругами, кругами, – а его (на расстоянии горизонтально вытянутой ноги!) не замечает. Как это может быть?! А вот порядок меняется. Теперь тетка бегает за дядькой, которого как-то чересчур мятежно (о чем говорят его выпученные глаза) швыряет по сцене из угла в угол, – а то он просто стоит, в сени каких-то фанерных аркад, самозабвенно точа ногу об ногу, но тетки, отчаянно крылышкующей руками-ногами в метре от него, не замечает – как слепой, как кретин, как последний дегенерат.
Как в такое поверить?! А то – еще чище: они оба, растопырив руки
(для таких объятий, в каких поместился бы весь коллектив театра), устремляются уже навстречу друг другу, но всякий раз (!), как бы промахиваясь, пробегают мимо. Ну разве это не странно?! А то – сталкиваются, слава Богу, сталкиваются – но тут же разлетаются, как бильярдные шары, – что за напасть?! Или и того хлеще: они наконец вроде сцепились друг с другом длинными своими конечностями – и тетка в какой-то немыслимой – да-да, почти цирковой – позе зависла у дядьки где-то на уровне грудинно-ключично-сосковой мышцы, и какие-то части их тел даже нечеловеческим образом переплелись (как расплетать будут?), но впечатление такое, что эти двое все равно существуют отдельно – и тащат к тому ж какую-то невидимую телегу, причем в сугубо разные стороны. А чтобы совсем свести зрителей с ума, они, даже соприкасаясь, совершенно не видят друг друга. Мне всегда хотелось крикнуть: ну кончайте кривляться!!! Что за чушь собачья!! Кто вам поверит, что вы никак не можете встретиться на такой маленькой сцене?! Чего проще: подошли друг к другу, как люди, да и поговорили по душам! Делов-то!..
Отличие ребенка от взрослого, кроме всего, в том, что взрослый, по-прежнему ни черта ни в чем не понимая, вопросов уже не задает: он руководствуется мудрым принципом – да и черт с ним со всем, гори оно все синим пламенем. А потому – не что иное, как именно сон, по словам классика, "вкуснейшее из яств в земном пиру". Полностью разделяю этот чистейшей воды эскапизм. И вот каждую ночь – а частенько и днем – милосердный Бог позволяет мне эскапнуться, проще говоря, свалить. ты одна кто ждет меня дома и я знаю что ты есть и где бы я ни был как бы ни был терзаем беспредельной пошлостью человеков я знаю, что дома меня ждет отрада это ты это ты моя любимая ты ждешь меня дома где ты там и есть дом я приду к тебе и ты поймешь меня ты вместишь меня в любое время ты одна только ты способна меня терпеть принимать меня любого воскрешать утешать с первобытной готовностью которая именно в силу безграничности даже отдаленно не сопоставима с "милосердием" ведь это словцо изобрели люди а сердце человека скупо и вовсе не много в нем милости разве можно на него полагаться а на тебя лишь на тебя полагаться можно ты всегда ждешь меня ты живешь для меня ты во всем поймешь меня я с тобой такой свободный ты простишь меня за прошлое и будущее ты одна кто сойдет со мной и в могилу ты и сейчас со мной как лист перед травой моя постель моя постель-колыбель вот мое царство постель убежище урочище капище о какой покой какое наслаждение какой восторг я испытываю от погружения в тебя даже причмокиваю от удовольствия ты принимаешь меня-эмбриона приветно и безоглядно как не может принять ни одна женщина даже мать ты всегда согреешь и уймешь дрожь постель моя пожизненная колыбель так благостно и спокойно в тебе так приютно и безмятежно в тебе такое блаженство было только в утробе моей матери но мать исторгла меня мать отторгла меня мать предала меня да и в любом случае мать-то не вечна а постель-колыбель извечна о какой покой
Боже как тихо как сладко никто не мучит меня благодарение благодать благоденствие нега о моя люлька-колыска ласка длится со света до тьмы с самой тьмы и до света колыбелька-белка колыбель-кобылка глубоко не мелко засыпай дурилка как гладки и нежны околоплодные оболочки которыми ты меня-эмбриона обволакиваешь-баюкаешь батистовые бязевые мадаполамовые муслиновые как прохладны и благоуханны шелка как мягко эфирно совсем невесомо обволакивают-поглаживают мое тело шифон и туаль какой покой
Господи какой покой о мяконькое одеялко мое ласковое мое самое близкое мое родненькое о белоснежное облако пододеяльника о нежный ветерок легких твоих касаний о подушка моя единственная подружка верная добрая мягкая щедрая и толстая как ватрушка один бочок под ушком прохладный другой под рукой еще холодней и нежней наволочка-оболочка как лепесток розы небесной как розовое облачко ты слезы мои осушаешь ты горечь мою выпиваешь выслушиваешь жалобы которым нет конца и молитвы которым нет начала и мечты которым не суждено сбыться о перина ты ласкаешь меня балуешь молодишь где зябко мне согреваешь где жарко мне холодишь о простыня ближайшая моя родня ближе чем рубаха к телу свежайшая ровно натянутая как ласкает клавишная твоя гладкость прохлада и безбурная белизна какой покой
Господи какой покой какая свобода о стена под моим боком как нежна твоя прохлада-услада какое гладкое блаженство моей ладони опора спине защита во тьме отрада раздетому мне спи зайчик спи бельчонок спи сурок тебе идет уж тридцать девятый годок но никому невдомек что тебе так же страшно как в пять как в девяносто пять слава Богу завтра не надо рано вставать и никто тебя не терзает не мучит все отпустили ото всех убежал какой покой и завтра в промозглых сумерках никто слава Богу тебя не разбудит спи лошадка спи сладко о как сподручно рукам как удобно-ладно ногам как приютно всему телу как по-детски укромно как благодатно мне перед сном какой покой прими благодарение мое Господи за Твое милосердие безграничное за ночь и за сон за восстановленье из праха за освобождение прахом за это священное право не быть P. S. Каждый мой день, Клеменс, обрамлен с двух сторон, он похож на бутерброд, но что внутри?
Утром я обрамляю его так: вынимаю затычки из ушей, включаю свет, вставляю глазные линзы, включаю отопление, включаю телефон, чищу зубы, включаю чайник, включаю компьютер. На ночь я обрамляю его так: выключаю компьютер, выключаю чайник, чищу зубы, выключаю телефон, выключаю отопление, вынимаю глазные линзы, выключаю свет, вставляю затычки в уши.
Каждая ночь у меня тоже обрамлена. Вот как я обрамляю ее в начале: выключаю компьютер, выключаю чайник, чищу зубы, выключаю телефон, выключаю отопление, вынимаю глазные линзы, выключаю свет, вставляю затычки в уши. А вот как я обрамляю ее в конце: вынимаю затычки из ушей, включаю свет, вставляю глазные линзы, включаю отопление, включаю телефон, чищу зубы, включаю чайник, включаю компьютер.