Накануне войны был назначен новый резидент в Финляндии — Елисей Тихонович Синицын. В отличие от Рыбкина он был одновременно и временным поверенным в делах СССР, то есть исполнял обязанности посла. Синицын закончил разведывательную школу, во время событий в Польше участвовал в обеспечении деятельности нашей оперативной группы. Таким образом, имел опыт работы в экстремальной обстановке боевых действий, хоть и не очень большой. Но зато он в совершенстве владел немецким языком и проявил незаурядные способности к агентурной работе.

Очень часто противопоставляют разведку и дипломатию. На мой взгляд, это происходит от неправильного представления самой сути этой работы. В периоды военных конфликтов мы всегда держали в горячих точках резидентов, которые одновременно являлись и высшими должностными лицами советской дипломатии. Так было с Синицыным, когда он работал, что называется, на два фронта в Финляндии, так было и с А. Панюшкиным — резидентом и полпредом СССР в Китае, когда там шла гражданская война, потом война с Японией. И не совсем уж давний пример. Ветеран ИНО НКВД, закончивший разведывательную школу первого выпуска, А. Алексеев, он же Шитов, в решающий момент стал советским послом в Республике Куба. И делалось это в тех случаях, когда нужно было сосредоточить усилия дипломатов и разведки в одних руках и проводить активные дипломатические действия, опираясь на агентуру, которая была лично известна главному резиденту в стране.

Несколько слов о наших недостатках и упущениях в финских событиях. Известно, что в военном отношении операция по прорыву линии Маннергейма была плохо подготовлена. Сроки начала ее постоянно сдвигались. Большие недоработки были и с нашей стороны. Синицын вез с собой в Финляндию десяти миллионов финских марок для финансирования деятельности компартии и выезда финских коммунистов в Швецию, которые впоследствии, как мы планировали, должны были войти в правительство Куусинена. Перед отъездом Синицын получил неверную ориентировку от Берии о том, что война начнется не раньше, чем через три дня. Однако военный конфликт развернулся в день его приезда в Хельсинки. Со своим аппаратом Синицын попал под бомбежку нашей авиации. Бомбы сыпались рядом с советским посольством.

Вспоминается эпизод, когда Синицын в октябре 1939 года был вызван в Москву для срочного доклада наркому иностранных дел Молотову как временный поверенный в делах. Встречали его представители наркома иностранных дел и с вокзала привезли в кабинет Молотова. Это вызвало резкое недовольство Берии: почему он как резидент не явился вначале с докладом к своему непосредственному начальнику?! После в кабинете Берии состоялся довольно нелицеприятный разговор. Я присутствовал при этом вместе с Фитиным. Синицын докладывал Берии. Он, как человек недостаточно опытный в аппаратных условностях, начал с информации, которую он только что доложил Молотову и как тот ее воспринял. Чтобы остановить Синицына, я дважды наступал ему под столом на ногу. Только таким образом удалось прервать его. Ведь Берия ждал доклада не о политической обстановке в Финляндии, которую он и без Синицына хорошо знал, а хотел услышать предложения по задействованию и использованию агентов, бывших в его распоряжении, причем не только среди финских руководящих кругов, а и в МИДе, аграрной и социал-демократической партиях Финляндии.

Еще один любопытный момент. Поскольку Синицыну не удалось до начала военных действий вывезти родственников Куусинена из Финляндии, а также в связи с большими иллюзиями относительно удачного исхода начавшейся кампании, в середине декабря 1939 года руководством было принято беспрецедентное решение — отправить резидента страны, с которой идет война, в отпуск до конца января 1940 года! И это в то время, когда срочно требовались какие-то справки, данные его личные наблюдения. Однако все обошлось благополучно. Фитин, исключительно доброжелательный и чуткий человек, устроил все так, чтобы Синицын, не дай Бог, не попался на глаза ответственным работникам международного отдела ЦК, жаждавшим наказать его «за провал партийного поручения».

С Синицыным связан еще один важный эпизод в истории разведки. Ему удалось установить наличие нового стрелкового оружия в финской армии. Это были знаменитые автоматы «Суоми», которые имели довольно плотное огневое покрытие. Они были особенно эффективны для боевых действий в лесных массивах. Нам удалось по ориентирам Синицына через Швецию вывезти образцы автоматов в СССР. Однако, когда об этом доложили, правительство расценило эту информацию как желание НКВД вооружить свои войска автоматическим оружием. Наркомат обороны вынес заключение: автоматы являются эффективным оружием только для правоохранительных органов. Невероятно, но это так: никому не пришло в голову немедленно использовать их для перевооружения стрелковых войск нашей армии накануне войны.

Анализ уроков войны с Финляндией

Главным выводом для советской разведки после анализа военных действий в Финляндии стала необходимость регулярного обмена разведывательной информацией между НКВД, Разведупром Красной армии и разведуправлением наркомата Военно-морского флота. На совещании по итогам войны с Финляндией Сталин бросил резкие упреки начальнику Разведупра РККА И. Проскурову, после чего он был отстранен от должности. Связано это было с информацией резидентуры военной разведки и НКВД из Лондона и Парижа о намерениях англичан и французов в апреле 1940 года начать бомбардировки Бакинских нефтепромыслов. Информация об этом, кстати, была достоверной, но с одной существенной оговоркой относительно сроков. Сталин немедленно принял решение об увеличении нашей закавказской военной группировки в три раза. Сразу же после перемирия началась переброска туда с финского фронта войск, имеющих боевой опыт, в том числе сил и средств ПВО и ВВС. Эти меры в целом были оправданы. Сталин, безусловно, понимал, что изменение военной обстановки в Европе сорвало англо-французские замыслы относительно наших нефтепромыслов, но он использовал неподтвердившиеся предупреждения о бомбардировках для критики руководства наркомата обороны за неудовлетворительные, как он считал, разведывательные операции и как предлог для снятия начальника военной разведки.

Впрочем, сообщения об угрозе англо-французского десанта в Скандинавии и бомбардировок Баку имели и другое важное последствие, когда разведывательная информация была быстро реализована наркоматом обороны. Разведка получила указания тщательно изучить ближневосточный театр военных действий. Тогда впервые с материалами, добытыми разведкой, были ознакомлены не только представители военной разведки, но и офицеры оперативного управления Генштаба.

Как я уже говорил, впоследствии это стало правилом — наиболее важные сообщения по военным вопросам по линии НКВД для оценки направлялись в разведывательное управление Генштаба. В его составе был образован специальный отдел военно-технической информации. Кроме того, к нам в НКВД стали регулярно поступать обзоры из разведывательных управлений Генштаба и ВМФ.

И наконец, хочу уточнить еще один момент. Утверждать, что только разведка по военно-дипломатической линии сыграла ключевую роль в завершении войны с Финляндией, было бы неверно. Более правильно подчеркнуть объективную ситуацию, создавшую благоприятные возможности для разведки в подготовке мирного договора с Финляндией. Во-первых, немцы напрямую не поддерживали Финляндию, они были заинтересованы в том, чтобы финны заключили с нами мирный договор, уступив территорию на Карельском перешейке, и сделать это советовали им неоднократно. Во-вторых, нейтральная Швеция оказалась между двух огней. Больше всего она боялась в этой войне потерять свой нейтралитет. Поэтому шведская дипломатия оказала нам всемерную поддержку в этом мирном урегулировании. Конечно, многое сделали и наши серьезные агентурные позиции в шведском дипломатическом ведомстве.