Они позволят Кизу переварить эту информацию и посмотрят, скажет ли он что-нибудь по этому поводу.

Если нет, они достанут другие фотографии. Эта часть всерьез волновала Пэйна. Некоторым агентам нравилось приходить в комнату для допросов с большим объемом материала, выкладывать на стол целые коробки и заявлять: «Это то, что имеется в нашем распоряжении». Но Пэйн давно понял принцип – чем меньше, тем лучше. После того как Белл покажет Кизу изображения его пикапа, в дело неожиданно вмешается Пэйн.

– Вот маска, солнцезащитные очки и толстовка с капюшоном, которые были на вас во время снятия денег в банкоматах, – скажет Пэйн. – А это дебетовая карта Дуэйна из вашего бумажника. Это сотовый телефон Саманты Кениг, сломанный и спрятанный в багажнике вашего взятого напрокат автомобиля. – Новая пауза. Если Киз все еще ничего не скажет, Пэйн продолжит: – У нас пока нет ответов на все вопросы. – Это признание станет признаком их доверия Кизу. – Но мы не остановимся, пока не получим их. У нас есть другие улики, и мы обнаруживаем что-то новое каждый день.

Они расскажут Кизу все, что им известно о его подружке и дочери. Плюс выложат всю информацию о его бывшей жене, проживающей в штате Вашингтон. Скажут, что знают о не слишком гармоничных отношениях с родственниками, как и о религиозной общине в штате Техас, намекнут на все позорные страницы его прошлого, на конфликты с матерью. Они оговорятся: мы приводим все эти примеры вовсе не для того, чтобы смутить вас. Вовсе нет.

Это был бы их лучший шанс заставить его потерять бдительность.

Последней уликой станет компьютер, изъятый при обыске его дома. Верно, они не нашли пока никаких признаков коммуникации между Кизом и Самантой. Но на жестком диске обнаружились некоторые тревожные вещи: ссылки на истории о Саманте, самые свежие публикации о ходе расследования и далеко не один комментарий к ним, отправленный человеком по имени Израел.

– У нас все ваши компьютеры, – скажет Белл. – Но опять-таки, мы не станем вводить вас в заблуждение. Потребуется некоторое время, чтобы обработать информацию с них. Но мы собираемся проверить каждый почтовый ящик, каждый фрагмент переписки, все то, что, как вы полагали, вам удалось удалить или уничтожить. Мы, уж поверьте, очень хорошо исполняем свои служебные обязанности. Большинство подозреваемых поверили бы в это, поскольку большинство подозреваемых учатся по криминальным сериалам.

Пэйн, Белл, Геден и Нелсон сходились во мнении, что это победная стратегия. Но затем раздался телефонный звонок. К их ужасу, главный федеральный прокурор Аляски вынашивал другую идею.

Кевин Фелдис служил в офисе генерального прокурора с 1999 года, а на Аляске работал с 1997-го. Фелдис был стройным мужчиной среднего возраста, с начавшими редеть русыми волосами. Он окончил Йельский университет, а потом школу права Чикагского университета и никогда не сталкивался с уличной преступностью, не говоря уже об убийствах. Он занимался только преступностью среди белых воротничков и тем не менее заявил Пэйну, что теперь он лично возьмется за дело.

Израела Киза, сказал Фелдис, допросят не в офисе ФБР, а в прокуратуре, и он не только будет присутствовать при допросе, а сам проведет его вместе со своим заместителем Фрэнком Руссо. ФБР отводилась лишь вспомогательная роль.

Для Пэйна это было как гром среди ясного неба. Это не просто плохая идея, но и нарушение следственного порядка. Но каждый агент, каждый офицер полиции в Анкоридже хотел сохранять с Фелдисом добрые отношения, поскольку именно он отправлял их подозреваемых в тюрьму. Никто и никогда не противоречил Кевину Фелдису. В этом заключалась худшая сторона Анкориджа и его изолированности. В любом другом месте агент мог позвонить своему боссу и снять проблему в самом начале. А если это не удавалось, можно было пригрозить слить информацию в прессу в надежде, что публичное обвинение в злоупотреблении властью заставит прокурора отступить. А если и это не действовало, агент мог перейти от слов к делу и организовать утечку.

Но здесь так никто и никогда не поступал. Пэйну пришлось постараться найти иной путь.

Было много причин, по которым Фелдис не имел права находиться в этой комнате, не говоря уже о том, чтобы участвовать в расследовании. Прежде всего помещения в прокуратуре не имели оборудования для звуко– и видеозаписи, там не было и надлежащей охраны. Киз не окажется под психологическим и физическим давлением, которое воздействовало бы на него в офисе ФБР. Все это были весьма реальные поводы для беспокойства. Но Фелдиса ничто не тревожило.

Офицеры полиции и ФБР вполне могли в соответствии с законом лгать, чтобы добиться признания. У прокурора такого права не было. Следователи могли навязывать сделку с прокурором и скрывать возможные отрицательные последствия. Этот инструмент для оказания давления на подозреваемого, который, вполне возможно, хотел сделки, терялся, если прокурор собственной персоной сидел прямо перед ним, и подозреваемый мог запросто спросить его: «Вы обеспечите мне то, чего я хочу?»

Существовала необходимость посадить Киза в ограниченное и замкнутое пространство. Именно поэтому все комнаты для допросов такие маленькие и лишены окон. Это заставляет допрашиваемого ощущать, что стены в буквальном смысле смыкаются вокруг него. Есть также и причины, почему только двое офицеров или агентов ведут допрос: это помогает сохранять тропу беседы узкой и прямой. Так строятся доверительные отношения, и это позволяет вести классическую игру «хороший коп – плохой коп». Допрос подозреваемого в конференц-зале в присутствии шести или более человек только прибавит Кизу ощущения собственной важности и могущества, тогда как он должен чувствовать себя маленьким и слабым.

Это должно было стать первым допросом, проведенным ФБР «на своем поле» неподалеку от места, где преступление было совершено. Это должно было стать первым шансом для команды следователей почувствовать, кто такой Израел Киз, а для Киза, с другой стороны, – понять, с кем он имеет дело. Никто не мог провести допрос лучше, чем Джефф Белл; Пэйн не страдал излишним самолюбием и признавал это. Если Киз почувствует, что Фелдис не в своей тарелке и нервничает, или если Фелдис проговорится, как мало они знают на самом деле, они потеряют свой последний и наилучший шанс найти Саманту.

Фелдис стал Мерфи во плоти.

С его стороны это было совершенно недопустимое поведение. Если дело дойдет до суда, что представлялось весьма вероятным, каждый шаг, совершенный прокуратурой с самого начала, станет достоянием гласности, поскольку на прокуратуру ложится бремя доказывания. А общественный контроль позволяет каждому быть уверенным, что справедливость восторжествовала. Проведя первый допрос, Фелдис станет одновременно и прокурором,