– И именно поэтому они попросили вас заняться расследованием?

– Скажем так, мое занятие предполагает изучение тех деталей, которые выходят за рамки обычных полицейских или иных исследований.

Лаура Фивербридж ничего не сказала на такое пояснение. Она лишь тихо присвистнула, по-прежнему глядя в сторону леса. Почти мгновенно из-за какой-то постройки выбежали две холеные и мускулистые легавые. Они начали прыгать перед этой ученой свистуньей, часто дыша и повизгивая, пока она не взяла палку и не бросила ее в конец участка. Оба питомца бросились за ней, возбужденно лая.

– Красивые собаки, – оценил Логан.

– Спасибо. Тоши и Миша. Они мне почти как дети.

– Напрашивается вопрос. Это необычная обстановка для исследовательской лаборатории… мягко говоря. Насколько я понимаю, ваш отец имел средства организовать научную работу в любом интересном ему месте. Почему вы решили забраться в такую глушь, где жизнь и работа, безусловно, сопряжены с исключительными трудностями?

Лаура долго молчала. Логан понял, что ей не хочется отвечать на его вопросы. Он также почувствовал в ней какую-то внутреннюю борьбу – то ли необычайно усиленную, то ли ослабленную. С чем борьба связана, понять он не мог. Тем не менее женщина выглядела настолько ошеломленной потерей Артовского, что жила в режиме автопилота, отвечая на вопросы без раздумий.

– Вы знаете о работе моего отца?

– Вернее было бы сказать, что я знаю о его репутации.

– Тогда вам, возможно, неизвестно, что последние несколько лет жизни, в частности, он в большей степени подвергался губительному презрению, даже высмеиванию, со стороны традиционного научного сообщества. Ученые, мистер Логан, бывают неумолимы и отвратительны в своих нападках. Злорадство или приводящие в замешательство язвительные экспертные оценки, похоже, у них всегда наготове.

– Это я знаю. Знаю, в сущности, как доктор Логан. Я преподаю историю в Йеле.

– Тогда вы поймете, о чем я говорю. Отцовские теории высмеивались, в статьях его труды назывались антинаучными, даже псевдонаучными. Мой отец, доктор Логан, был достойным уважения человеком. Он очень гордился своими исследованиями. Старался не обращать внимания на злопыхательство, однако его глубоко ранила беспрерывная критика. В конце концов, от возмущения он замкнулся в себе, твердо решив избегать любой публичности до завершения своих исследований. И все-таки этого оказалось мало – он стал настолько унылым и подавленным, что вскоре я стала серьезно опасаться за его здоровье. И тогда я устроила наш приезд сюда – только для отца, меня самой и наших двух аспирантов – для продолжения его научной работы в том месте, где злобным академическим нападкам будет трудно достать его.

– А что именно исследовал ваш отец? – спросил Логан. – Я знаю, что он занимался естественными науками и, пожалуй, не более того.

На лице женщины мгновенно проявилось настороженное выражение.

– Не волнуйтесь, – добавил Логан, – менее всего мне свойственно насмешливое отношение к гипотезам других ученых.

– Вы имеете в виду, что это обусловлено вашим исследованием особых деталей, «выходящих за обычные рамки»?

– Угадали. Мои побочные занятия – помимо исторических изысканий в Йеле – связаны с тем, что можно назвать энигматологией.

– Отлично, – вздохнув, сказала она, – уверена, вы поймете, если я не стану углубляться в детали. Наши исследования связаны, скажем так, с воздействием луны.

– Вы имеете в виду изучение корреляции между разными фазами лунного цикла и поведением животных?

– Вы что, слышали об этом? – изумленно взглянув на него, спросила она.

– А что вас удивляет, учитывая мое хобби? Да, естественно, предполагается наличие связи между полнолунием и усиленной симптоматикой эпилепсии, шизофрении и так далее.

– В любом случае это упрощенное представление – и отчасти именно оно создавало моему отцу такие трудности в научном сообществе. Действительно, есть уже опубликованные монографии по исследованиям «связи психоза с лунными фазами»: всплески неустойчивого поведения, самоубийства, психиатрические отклонения, даже увеличение дорожных аварий и агрессивности собак в определенные фазы луны. Но боюсь, что наши здешние исследования гораздо менее сенсационны. Я не могу посвятить вас во все подробности. Но отчасти работа моего отца связана с составлением генетической карты, весьма подробной и полной, корреляции лунного воздействия между ночными и дневными животными. Мелкими животными типа землероек и летучих мышей. И, как обнаружилось, этот удаленный район Адирондака является идеальным не только для экспериментальных исследований, но и для наблюдений. Теперь я намерена закончить работу, которую ему уже не суждено завершить.

«Парадоксально, – подумал Логан, – но версия Джессапа и исследования доктора Фивербриджа связаны, хотя и совершенно по-разному, с одним и тем же: с луной». Он сомневался, знал ли Джессап хоть что-нибудь о трудах Фивербриджа.

– Отчего же он умер, если вы не сочтете мой вопрос нетактичным?

– Около полугода назад он отправился прогуляться по лесу. Отец любил лесные походы и… на мой взгляд, именно благодаря ему Марк тоже пристрастился к такому бродяжничеству. Он поднялся к верхней части Краппова ущелья, взгорью меньше чем в двух милях отсюда. Должно быть, сорвался со скалы, поскольку упал к подножию водопада с высоты в несколько сотен футов.

– Какой ужас!

– Мне пришлось опознавать то, что осталось от моего бедного отца. Ничего… более тягостного мне еще не приходилось делать… – Ее голос постепенно сошел на нет.

Логан понимающе молчал. Он восхищался мужеством этой женщины, ее несомненной решимостью и готовностью поделиться с незнакомым человеком таким мучительным воспоминанием. Вернулись легавые, одна с палкой в зубах. Она положила ее к ногам Лоры Фивербридж, учащенно дыша и нетерпеливо подрагивая, и хозяйка вновь взяла палку и зашвырнула ее подальше в сторону леса.

– Как бы то ни было, но продолжение отцовских исследований кажется лучшим способом почтить его память. – Она встала. – И теперь, доктор Логан, мне пора, полагаю, вернуться к работе.

Логан тоже поднялся.

– Конечно. И мне думается, у вас достанет мужества прекрасно завершить ее. Поверьте мне, я знаю, как трудно работать, сознавая, что весь мир готов посмеяться над тобой. Вы проявили ангельское терпение, отвечая на мои вопросы. Надеюсь, вы простите меня, если я задам еще только один вопрос… и поверьте, мне не хотелось бы, чтобы вы болезненно восприняли его. Вы говорили, что привезли отца в это удаленное место, опасаясь, что академические насмешки, которым он безжалостно подвергался, могут привести его… в общем, в состояние, мягко говоря, глубокой депрессии. Можете ли вы быть уверены, что то падение со скалы было ненамеренным с его стороны?

Ореховые глаза женщины омрачились.

– Нет, – помолчав, ответила она, – я сама задавалась этим вопросом, и нет ни малейшей возможности обрести такую уверенность. Могу только сказать вам, что это уединение стало для него приятным освобождением от треволнений внешнего мира… здешняя тишина помогала ему упорядочить свои размышления. По-моему, он выглядел здесь счастливее, чем последние годы, словно обрел гармонию с собой.