— Спроси меня, по какому праву я буду править, — прибавил он. — Вот мое право! Кто силен — тот и должен править, а у кого есть ум — у того есть и сила, если же нет ума, то и сила не поможет, потеряют ее, как они там потеряли (он указал рукой на запад). Обленившееся, ни к чему не годное, онемеченное племя надо было выбросить за дверь, а крестьянам вернуть старую свободу и прежнюю веру. Мы должны жить по-своему, а не перенимать чужих обычаев. Не нужно нам ни чужих богов, ни чужих князей. Пясты продавали нас императорам и панам. От немецких матерей рождались онемеченные дети. Казимир, мать которого записалась в монахини, пусть себе сидит у дяди в Хольне и поет в хоре, там его место, а не здесь на царстве. Мы ведь не монахи!

Говоря это, он шел вперед и бросал пытливые взгляды на Доливу, подзадоривая себя собственными словами.

— Мазурская земля — моя, а со мной пойдут пруссаки и литовцы; все те, которые привязаны к своей старой вере. Нас — множество, а вас — горсть, да и той скоро не станет. Земля без государя достанется тому, у кого сила. А сила — у меня! У меня!

Он разгорячался все более, поглядывая на Вшебора. Но, не дождавшись от него никакого ответа, стал перед ним и повелительно сказал:

— Говори же мне, кто тебя послал?

К Доливе, ввиду грозящей опасности, вернулись мужество и хладнокровие. Он равнодушно пожал плечами.

— Кто же у нас может посылать? — сказал он. — Из старого рыцарства, шляхты и магнатов немногие уцелели — на паству волкам. Мы, двое братьев, спаслись от чехов и черни. Может быть, найдется еще несколько человек, спасшихся и укрывающихся в лесах. Кто бы мог меня послать? Вы были когда-то мне другом, теперь могли бы взять меня хоть в слуги! Моя жизнь не имеет для вас никакой цены, но, может быть, я вам на что-нибудь пригожусь.

Маслав задумался. Речь Вшебора понравилась ему.

— Ой! Знаю я вас! — выговорил он насмешливо. — Если бы вы только могли мной завладеть, вы охотно отдали бы меня в руки Казимира или еще кого-нибудь. Много их там шляется у немцев. Вы все окрестившиеся и видавшие другие времена, не многого стоите.

— А вы разве не были крещены? — смело спросил Вшебор.

Маслав запылал мгновенным гневом и оглянулся назад на своих — не слышали ли они этих слов. Но те стояли далеко и не могли слышать их разговора. Он промолчал и опять задумался.

— Слушай, Долива, — заговорил он после молчания, взявшись за бока и отойдя несколько шагов назад. — Правда, я дружил с тобой на том песьем дворе, хочу быть для тебя теперь добрым паном, но смотри, береги голову на плечах, она тебе нужнее, чем мне. Я возьму тебя одного, брата твоего не хочу и никого больше не хочу, пусть чернь вырежет их без остатка. Я себе наделаю магнатов из тех крестьян, которые будут мне благодарны, а бояться их мне нечего. Если хочешь служить мне, я возьму тебя!

Вшебор поклонился, потом поднял голову и смело взглянул ему в глаза.

— Почему же мне не служить тебе, если я умираю с голоду и не имею пристанища? Но что будет с братом?

— Да где ты его оставил? — спросил Маслав.

— В лесу, на поляне, два дня пути отсюда, он занемог.

— Пусть его там волки съедят, — смеясь и похлопывая Вшебора по плечу, сказал новый князь. — Ты останешься у меня, а больше я знать никого не хочу.

Вшебор промолчал и не настаивал больше. Ссылка на брата была только лазейкой, которую он оставил себе для того, чтобы иметь предлог уйти от Маслава. Но он все же надеялся с помощью Собека уйти тем или иным способом.

Маслав, как бы не доверяя ему, продолжал пытливо поглядывать на него, но выражение его лица прояснилось.

— Это мне будет очень кстати, — сказал он, — мне как раз надо устроить себе двор. Я назначу тебя охмистром. Эти мои мужички во всем хороши, да беда в том, что они не знают папских и королевских обычаев. У меня должен быть свой двор, как у всех королей и князей. Вот ты мне подберешь людей и обучишь их. Я хочу, чтобы у меня были такие же порядки, как при дворе старого Мешка и Болька.

Вшебор, делая вид, что он вполне разделяет эту мысль и, не обнаруживая отвращения, с готовностью подхватил:

— Вот и отлично! Но, пока я научу людей, пройдет немало времени.

— Пустое! — нахмурив брови, возразил Маслав. — Я умею скоро учить. Надо построже, тогда все пойдет хорошо.

И снова похлопал его по плечу.

— Я беру тебя, — повторил он, — но помни, я добр и щедр, но и грозен в то же время.

На этом разговор окончился. Маслав обернулся к своей свите, стоявшей поодаль, и крикнул:

— Пустить сокольничьих псов! Если что-нибудь попадется — спустить соколов!

Он дал знак и сам медленно пошел к своим людям, сопровождаемый Вшебором. Услышав за собой его шаги, князь как будто одумался.

— Подождите здесь при ладьях, вернетесь вместе со мной!

Долива послушно остановился, а псы, соколы, мальчики, слуги и Маслав со своим двором потянулись вдоль берега реки.

Долива вернулся к Собеку, который стоял в стороне с конями.

Иначе невозможно было спасти свою голову и присмотреться к Маславу, как только приняв то предложение, которое милостиво сделал ему Маслав.

Охотники удалились, а Вшебор подошел к Собеку, который заглядывал ему в глаза, стараясь отгадать, какие вести он принес с собой.

— Едем ко двору, — тихо проговорил Долива. — Я приехал в добрый час, если голова моя осталась еще на плечах. Мы пробудем здесь некоторое время, но вы и кони должны быть каждую минуту готовы к отъезду, когда настанет время.

Собек качал головой.

— Вырваться отсюда не так уж трудно, — отвечал он. — Они не очень-то берегутся, видно, не боятся никого. Удалой пан! Удалой! — тихо прибавил он.

Они присели отдохнуть, а коней пустили попастись на траве.

Но Маслав недолго забавлялся охотой. Приказав людям пройтись с соколами, он сам вернулся, ища глазами Вшебора.

Тот встал и подошел к нему.

Казалось, новому повелителю приятно было поговорить о себе с каким-нибудь свежим человеком. Переряженная чернь, окружавшая его, не удовлетворяла, и его тянуло к Вшебору.

Подойдя к нему, он указал на город, расположенный на холме.

— Это будет моя Познань! — сказал он, смеясь. — Ты