Надо мной в небе виднелась Земля. Огромный светло-голубой с зеленым шар в белых завихрениях облаков. По тротуару то и дело сновали люди. Только это были не люди. С безупречной кожей, с буквами «Э» на тыльной стороне ладоней. Примерно половина из них была одета в шиферно-серые плащи с надписью «ЛУНАКОРП». Наверное, это было название строительной компании или что-то подобное (повсюду кругом строили новые здания). Куда ни глянь — Эхо. Единственными людьми, которых я увидела, были уличные торговцы. Стоя за крошечными прилавками, они расхваливали сверкающие желтым цветом капсулы.

Один из уличных продавцов заметил меня. Он показался мне озлобленным. Грубая кожа, постаревшая из-за плохого воздуха, синяя роба — на Земле такие носят в тюрьмах. Бывший заключенный. Эхо и бывшие заключенные. Какой кошмар.

— Гляньте-ка, к нам в гости пожаловало привидение…

Все Эхо уставились на меня. Многие из них были одинаковыми. Здесь не было прототипов. Только старые, потерявшие популярность модели. Их здесь никто не контролировал. Они могли частично выйти из строя, но все равно продолжали функционировать. У них были права. Не много прав, но все же. Сама эта мысль меня пугала. Сердце колотилось, будто кто-то бил в барабан.

— Меня здесь нет, — твердила я сама себе. — Я сижу на стуле, в капсуле, в Лондоне. Мне просто надо поговорить с бабушкой.

Интересно, что бы случилось, если бы меня ранили. В обычной иммерсионной капсуле ничего бы не произошло. Но в ней ты ничего не чувствуешь. Не ощущаешь легкое дуновение ветерка, нагнетаемого на Луне огромной системой кондиционирования. Не чувствуешь острый металлический запах, который здесь повсюду (из-за того, что в коре или мантии много железа — если я правильно запомнила то, что слышала на уроках луноведения).

Хотя физически мое тело оставалось на Земле, я была уверена, что почувствовала бы боль. В отчаянии я пыталась привести мысли в порядок, стоя посреди этой странной улице. Все Эхо таращились на меня.

Башня Армстронга, улица Аполло.

И внезапно я оказалась перед шестиэтажным домом из лунного камня и какого-то металла. Кажется, он был самым высоким в городе.

Квартира, 15. Бабушка… То есть, Имоджен Грин.

А потом я оказалась у металлической отполированной двери, в которую можно было смотреться как в зеркало. Отражение моего аватара мало чем отличалось от меня настоящей. Из примитивно голосового детектора возле двери послышался металлический голос: «Здравствуйте, кто там?»

На меня накатила волна ужаса, когда я вспомнила, зачем я здесь:

— Меня зовут Одри… Одри Касл.

На пару секунд детектор замолк.

Во время последнего разговора с бабушкой мы обсуждали книги. Бабушка — писательница, и довольно известная. Она писала детективы, действие которых происходило в 2060-х во Франкфурте, еще до появления роботов-полицейских. Бабушка сказала, что задумала новую серию романов о Луне.

— Это будут детективы о Новой Надежде, — сказала она. — Правда, мой издатель считает, что здесь нет ничего романтичного. Эхо, горнодобывающие компании да старые отшельники вроде меня. Но на Луне происходит куда больше интересного, чем кажется на первый взгляд… Видишь ли, здесь каждый — я имею в виду людей — от чего-то бежит. Богатые искатели приключений приезжают сюда, чтобы испытать на своей шкуре, что такое настоящая опасность. И даже рабочие, которые строят жилье на северных окраинах города, в Алдрине, знают, на какой риск они идут. Безусловно, жизнь тут кажется примитивной, как у пионеров Дикого Запада, но это так увлекательно. Мне бы хотелось, чтобы ты сюда приехала. Если твоим родителям это не по душе — ничего страшного. Они консервативны и любят Землю. Когда твоя мама меня навещала, ей не терпелось уехать. Она сказала, что культура здесь задыхается. Понятия не имею, что она имела в виду. Я знаю, их беспокоит здешний уровень преступности. А еще говорят, что искусственный воздух вреден. А еще твоим родителям не нравится, что здесь столько Эхо, и т. д, и т. п. Но ты уже почти взрослая девушка, тебе пятнадцать лет. Ты можешь водить машину, голосовать и вообще вести совершенно самостоятельную жизнь…

Я любила бабушку. Мне казалось забавным иметь сумасбродную родственницу, и я с нетерпением ждала лета, когда она приезжала к нам в гости.

Но, конечно, она не встретила меня у входа.

Меня встретил Эхо. Огромный, мускулистый Эхо, ростом выше двух метров, выглядевший как двадцатилетний мужчина. Я сделала глубокий вдох.

Он кивком пригласил меня войти, я прошла по ослепительно белому коридору и оказалась в огромной квартире. По углам комнаты стояли трое Эхо, четвертая растирала бабушке ступни, и еще один стоял у нее за спиной — пропускал ее бирюзовые волосы сквозь пальцы и делал ей массаж головы.

Меня здесь нет. Эхо не могут причинить мне вред.

Я подошла к бабушке, с опаской ожидая момента, когда она заметит двигающуюся к ней голограмму. Жаль, что пришлось снять нейродетекторы.

Эхо, встретивший меня у входа, заговорил, и я подскочила на месте от неожиданности.

— Имоджен, к вам посетитель. Это Одри Касл. Ваша внучка.

Бабушка посмотрела на меня и тут же улыбнулась:

— Одри! Ничего себе — и правда, ты!

— Привет, бабушка.

— Откуда ты взялась?

Она жестом приказала Эхо-массажистам закончить работу. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы встать, и я вспомнила, как папа рассказывал: искусственная гравитация плохо влияет на плотность костей. Я пыталась заговорить, но не смогла. Откуда-то с улицы доносились крики.

— Не беспокойся, милая. Здесь всегда что-нибудь происходит, вот почему тут так интересно жить.

На бабушке был просторный восточный халат, а на шее висела прозрачная баночка с маленькими золотыми капсулами. Ее глаза были широко открыты, что, в сочетании с бирюзовыми волосами, придавало ей слегка сумасшедший вид.

— Так, ладно, — наконец-то смогла выговорить я. Голограмма с бешено бьющимся сердцем. — Бабушка, мне нужно тебе кое-что сказать…

Казалось, бабушка меня не слушает, а просто смотрит на меня, как загипнотизированная, радуясь, что я приехала. Да я и сама смотрела на нее точно так же. Я не видела ее с прошлого года, когда она приезжала к нам помогать после аварии. Бабушке было сто лет, но выглядела она моложе — постоянно принимала таблетки «Вечное Сияние». Папа говорил, что она похожа на гадалку из XIX века. Он был недоволен, что она так давно принимает эти таблетки — все двадцать шесть лет, что он знал ее, а может, и дольше.

Препарат «Вечное Сияние» считался довольно опасным. Наркотик, замедляющий старение, был в свободной продаже для тех, кому больше семидесяти. Но те, кто помоложе, добывали эти таблетки просто ради развлечения, а потом попадали в зависимость. Не знаю, возникло у бабушки привыкание к таблеткам или нет, но папа в этом не сомневался. Он говорил, что мама считала бабушку безответственной: та изменяла всем своим семерым мужьям, включая третьего, который был моим дедушкой и погиб в 2080 году, когда цунами накрыло западное побережье Ирландии. Папа рассказывал об этом, когда мне было всего семь лет. Если речь заходила о бабушке, ему всегда было сложно держать себя в руках.