Вообще-то она выглядела еще моложе, чем в прошлом году. Это было странно.

Раз, два, три, четыре, пять. Вдох. Раз, два, три, четыре, пять. Выдох.

— Ох, Одри. Вот это да… Вот это технологии! Ты как будто и в самом деле стоишь в комнате! Наверное, ты в одной из этих новых капсул, о которых я слышала? Твой дядя сколотит миллиарды на их продаже. Поверить не могу, что твой отец все-таки согласился купить такую вещь. Что-то больно на него не похоже. Я пыталась дозвониться твоей маме, но она не отвечает. Что-то я вдруг разволновалась… Не знаю… У меня вдруг возникло какое-то странное чувство…

Все плохо, все очень плохо.

— Папа не покупал новую иммерсионную капсулу.

Скажи это, скажи, скажи.

— Я не дома, бабушка.

— Как это — не дома?

— Я у дяди Алекса.

Эта новость так ее потрясла, как будто она уже догадалась, что случилось что-то очень плохое.

Скажи ей.

— Бабушка, их уби… — я собиралась сказать «убили». Но было ли это убийством? Алисса была недочеловеком, роботизированной плотью. Если кого-то уничтожает робот или лев, то так и говорят «уничтожает». Я не хочу повышать статус Алиссы. Так что я поправила себя:

— Их… уничтожили.

Сказав это, я заплакала. Слезы были настоящими. И настоящие, и призрачные слезы текли одновременно.

Странно, но мне стало легче. Мне хотелось бы плакать без остановки, но пришлось взять себя в руки — ради бабушки. Та смотрела на меня, как на пустое место, как будто меня вообще там не было (так оно вообще-то и было). Как будто ужасные слова, которые я произнесла, заставили все исчезнуть. Она не плакала. Она словно погрузилась в себя.

— Нет! Нет. Что ты такое говоришь?

Я повторила.

— Уничтожены? Не понимаю, что ты имеешь в виду. Чем? Кем?

Я осмотрелась. В комнате было шесть Эхо. И все они смотрели на меня со своим обычным безразличием. Мне было страшно продолжать, но бабушка должна знать правду.

— Эхо.

— Что?

— После того, как ты вернулась на Луну, мы купили Эхо.

— Да. Твоя мама рассказывала.

Я кивнула.

— Ты хочешь сказать, она уничтожила маму?

— Да, и папу.

— Этого не может быть. Ты что-то путаешь. Ты путаешь. Одри, ты что-то путаешь, — она довольно долго повторяла эти слова. — У Эхо не бывает сбоев.

— У этой был.

Ей потребовалось немало времени — полчаса или больше, пока она наконец-то смогла все осознать.

— Лорна, Лорна, Лорна, — повторяла она, и голос ее постепенно угасал. — Моя… бедная… Лорна.

Внезапно бабушка посмотрела вдаль, как будто увидела саму смерть. Ее бросало от истерики к спокойствию и обратно. Она все пыталась обнять меня. Я чувствовала симуляцию прикосновений, но бабушка вряд ли что-нибудь ощущала. Ее руки скользили сквозь меня.

Она достала из банки пару сверкающих капсул и проглотила. Мне удалось рассмотреть их название: это было не «Вечное Сияние», а «4-Dioy»,[10]в которых содержалась четырехкратная доза препарата. Эта версия «Вечного Сияния» была запрещена на Земле из-за странных побочных эффектов. Их давно уже не принимали, чтобы замедлить старение. От них только ловили кайф.

— Мои таблетки счастья не действуют, — сказала бабушка, проглотив несколько штук. Она была в отчаянии. И все твердила: — Они не работают, не работают, не работают…

Эхо, массировавшая ее ступни, женщина с короткими темными волосами и красиво очерченными скулами, заговорила:

— Госпожа, вы уже приняли шесть капсул. Это ваша дневная норма. Вы просили напоминать об этом.

— Ох, Чонтича. К черту дневную норму, — ответила бабушка и продолжала глотать таблетки одну за другой. Ее руки жутко тряслись. Казалось, все ее тело содрогается. Сперва я подумала, что исказился иммерсионный видеоряд, но это было не так. Все оставалось неподвижным, кроме бедной бабушки.

— Моя дочь умерла! — крикнула она Эхо. — Кто-нибудь из вас знает, как это — терять того, кого любишь? Конечно, нет. Потому что вы не умеете любить. У вас нет чувств. У вас нет… — Она споткнулась, сделала глубокий вдох и буквально выплюнула это слово, громко и протяжно: — Чувств!

Бабушка закинула в рот еще две капсулы. Ее щеки словно озарились светом, а потом, когда она проглотила таблетки, приглушенное сияние спустилось вниз по горлу. Она подошла к Эхо по имени Чонтича.

— Ты убила мою дочь, — сказала она и влепила ей пощечину.

— Бабушка, пожалуйста, успокойся, попробуй дышать глубже.

— Дышать глубже?! Не приставай ко мне с этой йоговской чушью! Она убила мою дочь!

— Я не убивала вашу дочь, — спокойно возразила Чонтича. И бабушка ударила ее снова. Я хотела сказать, что ей нужны нейродетекторы, но она не знала, что это такое. Да и вряд ли она слушала — просто смотрела на меня безумными широко открытыми глазами.

— Одри, милая… Ты должна приехать сюда. Ты можешь поселиться здесь, в Новой Надежде. Ты должна приехать…

Я словно наяву услышала папин голос: «Одри, обещай мне: когда станешь старше, ты не покинешь Землю, если в этом не будет крайней необходимости».

Бабушка вплотную подошла ко мне и заговорила таким голосом, что я засомневалась в ее адекватности:

— Шаттлы с рабочими отправляются сюда каждую ночь. Тебе даже деньги не понадобятся… Просто нужно пройти паспортный контроль… Подожди-ка минутку, дорогая, подожди…

И она вышла из комнаты. Теперь она двигалась гораздо быстрее — возможно, благодаря таблеткам. Наверное, они снимали боль.

Я осталась одна в комнате, полной Эхо, и меня накрыло волной паники.

— Может быть, вы хотите чего-нибудь выпить, гостья Одри? — спросил меня один из них с обычной нейтральной интонацией. Это был тот парень, который меня встретил.

— Нет-нет… Все в порядке.

— Тогда, может быть, побеседуем? Меня зовут Гурман. Чем вы любите заниматься в свободное время?

— Правда, я в порядке. В порядке. Просто…

— Вы кажетесь взволнованной, гостья, — сказала другая Эхо, стоявшая в углу.

— Все в порядке. Пожалуйста…

— Гостья, вас выдает напряжение голосовых связок, — сказала третья, та, которая массировала бабушке голову. — Подумайте о чем-то хорошем.

Я закрыла глаза.

— Бабушка, — закричала я. — Бабушка! Где ты?

Она вернулась в комнату. Теперь она улыбалась. Похоже, совсем тронулась от своих таблеток. На руках она держала кошку. Огромную, пушистую персидскую кошку.