— Эта чертовка Суди! — выругалась Гретхен, и некрасивая гримаса скривила ее губы. — Разве ее волнуют мои платья!

В знойных и влажных тропиках жизненно важной заботой каждой женщины было сохранение гардероба. Плесень, проникавшая всюду, даже за плотно закрытые двери шкафов, оседала в складках одежды и разрушала ткань, которая потом быстро сгнивала и расползалась на куски. Бывало, не раз какая-нибудь женщина попадала в неловкое положение, когда в присутствии гостей вдруг отрывался рукав или лиф платья. И хотя Гретхен могла себе позволить покупать прямо со склада и довольно недорого различные товары, среди которых были новые европейские платья и белье, она очень ревностно заботилась о своих туалетах и берегла их, будь то подарок или платье ручной работы. Она не желала расстаться ни с одним из своих нарядов и не могла позволить, чтобы сырость разрушала их. Поэтому постоянной обязанностью Суди было стоять у гладильной доски и раскалять тяжелые утюги на горячей жаровне, нагревавшей, в свою очередь, комнату до невыносимого зноя. Гретхен не разрешала открывать двери, выходящие в сад, заявляя, что оттуда в дом проникает сырость, делающая бессмысленным глажение одежды.

И теперь, увидев оранжевое платье Суди в саду, бдительная хозяйка пришла в негодование. Ее предупреждали, что эти индусские девушки — очень ненадежные слуги и за ними нужен строгий надзор. Уже не в первый раз обнаруживалось, что румяная пятнадцатилетняя служанка уклоняется от своих обязанностей и тайком бегает на свидания с молодым дьонго[5]семьи Даанс.

Гретхен быстро побежала в чулан, отыскала там кожаный кнут для лошадей и, будучи вне себя от гнева, направилась в сад. Ее стройные, красивые ножки в легких туфлях бесшумно шагали по гравиевой дорожке. Обойдя веранду, полная решимости найти непокорную Суди с возлюбленным и как следует проучить обоих, разгневанная женщина направилась по тропинке, ведущей к окраине сада. Было очень жарко, и тонкие струйки пота уже текли по ее телу. Проклиная про себя постоянную жару, Гретхен посмотрела внимательно на небо и с облегчением заметила собирающиеся темные тучи. Значит, скоро грянет послеобеденная гроза, которая, хотя и увеличивает влажность, зато уменьшает жару.

Когда она в поисках влюбленной парочки подошла к высоким тисовым зарослям, ограждающим ее сад от редко используемой проселочной дороги, ведущей в Батавию с запада, ухо женщины уловило топот лошадиных копыт и грохот колес повозки. Первая мысль была о Ригане, который часто сопровождал свои повозки, груженные мускатным орехом. При мысли, что она снова увидит возлюбленного, сердце Гретхен затрепетало. Ведь она не видела его уже несколько недель, с той самой ночи, когда он сообщил о прибытии испанской невесты. Глазам ее не терпелось увидеть Ригана, руки мечтали коснуться его, а губы жаждали поцелуев.

Раздвинув густые тисовые ветки, Гретхен увидела едущую по дороге повозку, и от радости у нее перехватило дыхание. Без сомнения, это была повозка Ригана, которой управлял этот хитрый Лин Фу. Однако самого Ригана нигде не было видно. Но женщина продолжала стоять. Может быть, он следует за повозкой на некотором расстоянии, чтобы пыль не попадала ему в лицо?

Какое-то движение в глубине повозки привлекло внимание Гретхен. Там, расположившись на сундуках, сидела некая дама в черном и утирала потное, запылившееся лицо. Темные волосы выбились из прически, а черное бумазейное платье в этой жаре выглядело удушающим.

Внезапная догадка осенила женщину: итак, это и есть испанская невеста Ригана! Не удивительно, что он послал за ней крытую повозку вместо того, чтобы привезти ее на проа по гавани и прохладным лагунам. Только посмотрите на нее!

Смех начал разбирать Гретхен и, уже не сдерживаемый, перешел в раскатистый хохот.

До Сирены донесся чей-то смех. Как давно она не слышала смеха, чьего бы то ни было — чужого ли, собственного ли! Но в этом смехе слышалась издевка, а также презрение и высокомерие… Не потому ли все лицо ее сразу вспыхнуло?

Гретхен смело раздвинула кустарник пошире и, не обращая внимания на колючие ветки, высунула голову и открыто смеялась Сирене в лицо.

Взгляды женщин скрестились — и смех застрял в горле у немки. Вместо жалкого и униженного создания, которое она ожидала увидеть, на нее холодно и мрачно смотрела надменная испанка с властным, волевым лицом. Спина Сирены напряглась, подбородок высоко поднялся, а ярко-зеленые глаза вызывающе блеснули. Довольно продолжительное время женщины смотрели друг на друга, пока повозка не скрылась, оставив Гретхен стоять в облаке красной пыли.

Вернувшись в сад, она какое-то время хранила молчание (выражение лица испанской невесты парализовало белокурую вдову), затем, медленно двигаясь к дому, вспоминала все с самого начала, и в ее мозгу ее вновь всплыла вся смехотворность этой встречи. Вид испанской невесты, потной и покрытой дорожной пылью, упакованной в непроницаемое черное платье, снова развеселил Гретхен. «Риган, очень скоро ты заскучаешь по моим светлым волосам и белой коже, — подумала она. — Если твоя неопрятная испанская невеста пахнет так же, как и выглядит, то все ароматы Востока не помогут ей». Постепенно веселое настроение вернулось к жизнерадостной вдове, и она, снова расхохотавшись, вошла в спальню и упала на прохладные шелковые покрывала. Ничто не мешало ей предаваться приступам безумного веселья!

* * *

Эхо издевательского смеха незнакомой блондинки продолжало звучать в ушах Сирены. Тщетно пытаясь смахнуть с юбки липучую красную пыль, она подумала, что смех этой женщины имеет что-то общее с глумлением пиратов Блэкхарта, и ненависть снова переполнила девушку. Она сумела справиться с пиратами в океане и уж как-нибудь одолеет эту полураздетую блондинку, которая так открыто насмехалась над ней.

* * *

Лин Фу направил лошадей к дому ван дер Риса, и повозка затряслась по гравиевой дорожке. Глядя на этот гравий, Сирена вспомнила, что корабли, возвращающиеся в Ост-Индию с неполным грузом, набирали в трюмы — для балласта — гравий, который потом на островах использовался зажиточными поселенцами для дорожек при своих домах и для мощения улиц — таким образом они справлялись с неизбежной грязью, образовывающейся после ежедневных дождей.

Грохот колес разбудил Калеба. Он сел, заспанный и удивленный, лицо его раскраснелось от жары, а глаза сияли. Сирена ласково погладила темную голову мальчика. Не без угрызений совести она внезапно осознала, как редко в последнее время думала о Калебе как о ребенке. Может быть, это оттого, что вместе с ней ему пришлось стать свидетелем совсем не детских сцен, совсем не детские свалились на него переживания. Во время всех испытаний он был ее единственным другом, и она вполне полагалась на его здравый разум и силу характера. А еще Калеб доказал, что у него сердце льва. Когда во время репетиций и заучивания их новых ролей Сирена называла его братишкой, она понимала, как многозначительно это слово. Девушка любила мальчика, как настоящая сестра, и для нее он был в гораздо большей степени братом, чем если бы они имели общих родителей.