— Что за выборы? — спросил он.

— Не бери в голову, — ответил я. — Шутка!

Весь последний год одной из любимых забав в либеральных кругах от Беверли-Хиллз до Чеви-Чейз, Верхнего Ист-Сайда и Кембриджа было виноватое биение себя в грудь при упоминании имени Джорджа Макговерна. Он стал Вилли Ломаном[30]левых; его любили, но любили недостаточно сильно, и его неспособность совершить мощный прорыв приводила его друзей в отчаяние. Они не могли понять этого.

Несколько недель назад я поехал к Чеви-Чейз — на «белую сторону» парка Рок-Крик, — чтобы пообедать с Макговерном и некоторыми из его ближайших друзей. Идея заключалась в том, чтобы устроить небольшой обед с непринужденным общением, во время которого Джордж мог бы расслабиться после недели предвыборной агитации в Нью-Гэмпшире. Он приехал туда усталый и подавленный. Кто-то передал ему выпивку, и он рухнул на диван, мало говоря, но внимательно слушая, особенно когда разговор перерос в обсуждение «проблемы Макговерна».

Уже больше года он говорил все эти правильные вещи. Он с 1963 года публично выступал против войны во Вьетнаме, он поддержал сейчас амнистию, он предложил более чем в два раза сократить расходы Пентагона. Кроме того, у Макговерна есть яйца, и потому он отправился во Флориду, чтобы объявить, что, если он будет избран, то, вероятно, прекратит поддержку пятимиллиардной программы создания шаттлов и тем самым уничтожит тысячи новых рабочих мест в депрессивном районе мыса Канаверал.

Он отказался изменить свою позицию по вопросу школьных автобусов, о котором стратеги Никсона / Уоллеса говорят как об аргументе номер один в ходе кампании в середине лета. Это один из тех полыхающих огнем и пахнущих серой вопросов, что до усрачки пугают политиков, потому что нет никакой возможности уклониться от них… Но Макговерн приложил все усилия к тому, чтобы люди поняли, что он за совместные автобусы. Не потому, что это приятно и желательно, а потому, что это «та цена, которую мы должны заплатить за века сегрегации».

Это не то, что люди хотят услышать в год выборов, особенно если вы безработный инженер антигравитационных систем с убийственной ипотекой на домик неподалеку от Орландо или поляк-рабочий из Милуоки, растящий троих детей, которых федеральное правительство хочет каждое утро таскать через весь город в школу в автобусе, полном ниггеров.

Макговерн — единственный из серьезных кандидатов, включая Линдси и Маски, кто неизменно дает прямые ответы, когда люди поднимают эти вопросы. Он говорит болезненную правду и получает за это ту же награду, что и любой другой политик, который настаивает на том, чтобы говорить правду: над ним издеваются, его поносят, игнорируют и бросают как безнадежного неудачника даже его старые добрые приятели, такие как Гарольд Хьюз.

На первый взгляд, «проблема Макговерна» выглядит убедительным и окончательным доказательством того, что в американской политике нет места честному человеку. Что, вероятно, правда, если вы — наряду с Макговерном и большинством его сторонников — воспринимаете как должное то, что американская политика является синонимом традиционной системы двух партий: демократов и республиканцев, которые попеременно выступают то партией власти, то лояльной оппозицией.

Именно этим представлением руководствуется в этом году и председатель Национальной демократической партии Ларри О’Брайен, который говорит, что никак не может понять, почему штаб-квартиры Демократической партии от Восточного до Западного побережья не трещат по швам от романтичных и наивных молодых избирателей, опьяненных последним посланием партии.

Ну, Ларри… Мне действительно неприятно говорить тебе все это, потому что раньше мы были приятелями… Это было еще в те времена, когда я скупал белые костюмы из синтетики, потому что думал, что собираюсь стать следующим губернатором американского Самоа.

Ты просто водил меня за нос, Ларри! Ты надул меня с покупкой всех этих чертовых костюмов, и это из-за тебя я торчал в гостинице «Холидей Инн» в городе Пирр, Южная Дакота, ожидая подтверждения моего назначения на этот пост… Но так и не дождался, Ларри! Никто меня так и не назначил. Ты одурачил меня как младенца.

Но что с того, черт возьми? Я никогда не обижаюсь дольше того, чем это необходимо… И я не хочу, чтобы ты думал, что теперь, когда ты возглавляешь партию лояльной оппозиции, я решил пойти на дешевое предательство.

Ты — и Хьюберт с Маски, и Джексоном, и безумным Сэмом Йорти, и Уилбуром Миллсом, и, да, даже с Линдси и Макговерном. Лояльность партии — это название игры, правильно? Джордж Мини, Фрэнк Риццо, мэр Дейли…

Ну, ерунда. Что я могу сказать, Ларри? Я по-прежнему обеими руками за эту тусовку на Самоа или где-либо еще, где светит жаркое солнце… Ведь у меня все еще лежат те вонючие белые костюмы, и я начинаю всерьез подумывать о поездке за границу в конце этого года. Может быть, в ноябре…

При других обстоятельствах, Ларри, я мог бы попытаться надавить на тебя: может быть, заставить тебя посодействовать мне в такой мелочи, как назначение в отдел наркотиков и политики в нашем представительстве на Канарских островах. Мой друг Кардосо, отставной декан гонзо-журналистики, только что купил там джаз-бар и говорит, что это очень странное место.

Но вот дерьмо, Ларри, зачем себя обманывать? В ноябре ты уже не сможешь никого никуда назначить. У тебя не будет даже работы, а если и будет, то это одна из тех тусовок, где тебе придется получать половину зарплаты в золотых слитках… Ведь судя по тому, как дела обстоят сейчас, после 7 ноября Демократическая партия уже не сможет выдавать чертовски много гарантированных чеков.

Помнишь вигов[31], Ларри? Они пошли вверх брюхом вообще без предупреждения, когда горстка молодых политиков, таких как Эйб Линкольн, решила положиться на собственные силы и трахнула их… И это отлично сработало, потому что почти сразу стало ясно, что виги были просто бандой старых пустопорожних импотентов, не имеющих реальной власти, и их партия загнулась и сдохла… И все политики, кто был настолько глуп, чтобы «оставаться лояльным», пошли на дно вместе с кораблем.

* * *

Вот в чем заключается «проблема Макговерна»: на самом деле он просто еще один хороший демократ, и единственное, что отличает его от остальных, — это несгибаемая, почти мазохистическая честность, которая заставляет его мотаться по стране, увеличивая и без того огромные счета, и отпугивает людей.

Мы не нация любителей правды. Макговерн понимает это, но продолжает говорить все эти ужасные вещи… И понаблюдав за ним некоторое время в Нью-Гэмпшире, я задался тоскливым вопросом: какого черта все вертится вокруг этого человека, за которого я не могу отдать свой голос, хотя и согласен со всем, что он говорит?