– Почему у вас создалось такое впечатление, мисс Миллер?

Она приподняла брови.

– Эта комната, мой кабинет, сообщается с кабинетом покойного мистера Верекера. Я не могла не узнать о ссоре, происходившей за дверью.

– Знаете, в чем была ее причина?

– Если б знала, то немедленно назвала бы ее, это важная информация. Но у меня нет привычки подслушивать у замочной скважины или попусту тратить время своего нанимателя. Во время разговора мистера Верекера с мистером Мезурье, а затем с мистером Седриком Джонсоном я занималась корреспонденцией мистера Верекера, пользовалась диктофоном и пишущей машинкой. Поэтому не слышала того, что говорилось, и не хотела слышать. Время от времени голоса за дверью повышались до крика. Больше ничего сказать не могу.

Суперинтендант задал ей еще пару вопросов, а потом попросил о встрече с Рудольфом Мезурье.

Мезурье вошел через пять минут. Выглядел он неважно, но приветствовал суперинтенданта бодро и непринужденно.

– Суперинтендант Ханнасайд, не так ли? Доброе утро. Насколько понимаю, вы ведете дело о смерти Арнольда Верекера? Согласитесь, случай ужасный? Получить удар ножом в спину. Я буду очень рад оказать вам помощь – только, боюсь, мало что смогу сказать. – Он сконфуженно засмеялся и присел на край пустого стола красного дерева, аккуратно поддернув тщательно отутюженные штанины. – Что бы вы хотели узнать?

– У меня к вам несколько вопросов, мистер Мезурье, – ответил суперинтендант. – Можете припомнить, где вы были в субботу ночью между… скажем, одиннадцатью и двумя часами?

Мезурье наморщил лоб.

– В субботу, дайте подумать. Ну да, конечно! Я был дома, Редклифф-Гарденс, Эрлз-Корт. У меня там берлога.

– Уверены, что в это время вы были дома, мистер Мезурье?

– Ну, в общем… – Мезурье снова слегка нервозно засмеялся. – Безусловно, я переживал! В тот вечер у меня побаливала голова, и я рано лег в постель.

Ханнасайд несколько секунд смотрел на него. Мезурье выдержал его взгляд и облизнул губы.

– Где вы держите свою машину? – спросил Ханнасайд.

– Какой странный вопрос! За углом, у меня есть запирающийся гараж в извозчичьем дворе.

– Вы никогда не забываете запирать гараж, мистер Мезурье?

– О, боюсь, что иногда бываю слегка рассеян, – ответил тот с легкой поспешностью. – Конечно, обычно я помню, что его нужно запирать, но порой, когда спешу… знаете, как это бывает!

– Вы пользовались машиной в субботу?

– Нет, как будто… хотя да, пользовался!

– В какое время?

– Право, не помню. Во второй половине дня.

– И когда поставили ее снова в гараж?

Мезурье развел скрещенные ноги, потом снова скрестил их.

– Должно быть, где-то ранним вечером. Я не обращаю особого внимания на время. И само собой, не представлял, что время моего возвращения в гараж будет важно. Я имею в виду…

– Вы уверены, мистер Мезурье, что, говоря «ранним вечером», не имеете в виду «ранним утром»?

– Я… я вас не понимаю. Я уже сказал, что рано лег в постель. Не понимаю, к чему вы клоните. Если думаете, что я имел какое-то отношение к смерти Арнольда Верекера, это совершенно нелепо.

– Владелец четырех запирающихся гаражей в извозчичьем дворе, – сказал Ханнасайд, просматривая свои записи, – утверждает, что вы выехали из гаража примерно в пять часов.

– Думаю, он совершенно прав. И не собираюсь это оспаривать. Только не понимаю, почему вы так интересуетесь моими передвижениями. Вы очень скрупулезны и все такое, но, должен сказать, мне кажется смешным, что вы берете на себя труд расспрашивать людей в гараже!

– Кроме того, владелец утверждает, – хладнокровно продолжал Ханнасайд, – что в час сорок пять ночи уже в воскресенье его разбудил стук двери, открываемой в одном из гаражей. Очевидно, гараж, который вы снимаете, расположен прямо под его спальней. Он заявляет, что узнал звук мотора въезжавшей в гараж машины.

– Это совершенная бессмыслица! – воскликнул Мезурье. – В любом случае это была не моя машина. Разумеется, если кто-то не вывел ее оттуда. Если я забыл запереть гараж, это легко могли сделать.

– Кто? – спросил Ханнасайд.

– Кто? Откуда мне знать! Кто угодно!

– Мистер Мезурье, у того, кто взял в субботу вечером вашу машину, должен был быть ключ от гаража. Владелец утверждает, что, когда вы выехали оттуда после пяти, он сам запер двери. И они оставались запертыми, когда он лег спать в половине одиннадцатого.

– Видимо, он ошибается. Я не утверждаю, что никто не брал мою машину. Скорее всего, машина, шум которой он слышал в час сорок пять, принадлежала кому-то другому. Владелец гаража, очевидно, не до конца проснулся, да и все равно он не мог так уверенно узнать шум мотора.

– Значит, вы согласны, что никто не мог вывести вашу машину из гаража в субботнюю ночь?

– Ну, я… конечно, похоже на то, но я не уверен, что ее никто не выводил. То есть… Послушайте, я не понимаю, почему вы так озабочены моей машиной, хотя я сказал вам…

– Я так озабочен ею, мистер Мезурье, потому, что вашу машину патрульный констебль видел в местечке Димбери-Корнер, в десяти милях от Хенборо, на шоссе без двадцати шести час ночью в воскресенье, – сказал Ханнасайд.

Мезурье снова облизнул губы и несколько секунд молчал. Внезапно стало слышно тиканье массивных часов на каминной полке. Мезурье глянул на них так, словно этот размеренный звук действовал ему на нервы, и произнес:

– Могу только сказать, что он, наверное, ошибся.

– Номер вашей машины АМГ двести сорок? – спросил Ханнасайд.

– Да.

– Тогда не думаю, что он ошибся, – сказал Ханнасайд.

– А что, если он не разобрал номер. Возможно, там было АНГ или… или АИГ. В любом случае я не был на том шоссе в это время. – Мезурье поднял руку и пригладил черные лоснящиеся волосы. – Если это все, чем вы располагаете против меня, – я имею в виду воспоминание патрульного констебля против моего слова, то это пустяк. Я не хочу вас обидеть. Разумеется, детективы должны проверить все, только…

– Совершенно верно, мистер Мезурье. – Ровный голос суперинтенданта заставил Мезурье умолкнуть. – Я вас попросил только перечислить свои передвижения в субботу вечером. Если вы весь вечер находились дома, то, наверное, сможете представить свидетеля, который это подтвердит?

– Нет, не смогу, – ответил Мезурье со смущенной улыбкой. – Моя домовладелица с мужем всегда уходят по субботним вечерам, поэтому они не могут знать, был я дома или нет.

Он обнаружил торчавший из рукава клочок ваты, вытянул его и принялся теребить.

– Очень жаль, – сказал Ханнасайд и, снова заглянув в свои записи, отрывисто произнес: – У вас состоялся разговор с Арнольдом Верекером в половине одиннадцатого в субботу утром. Это так?