На следующий день Мюрат снова явился к Элеоноре внести свой посильный вклад в начатое императором дело, а вскоре это уже вошло у него в привычку».

Как бы то ни было, если не плод совместных усилий, то уж точно плод совместных чаяний наконец-то родился к всеобщему удовлетворению. Символично, однако, что его имя — Леон — составляет ровно половину от славного имени Наполеон.

* * *

Маленький Леон был отдан на попечение мадам Луар, бывшей кормилицы Ашилля, сына Каролины и маршала Мюрата. Наполеон выделил сыну пенсию в 30 000 франков, а его матери — в 22 000 франков. Но о самой Элеоноре он больше не хотел слышать ни слова.

Наполеон ограничился тем, что подарил ей дом. Этот дом находился на улице Победы, прежней улице Шантрен, той самой, где впервые вспыхнуло пламя его любви к Жозефине. Удивительно, но он отдавал особое предпочтение именно этой улице для того, чтобы селить там своих возлюбленных (позднее здесь же жила и графиня Мария Валевская).

Когда в 1807 году Элеонора самовольно явилась в Фонтенбло, он отказался ее принять, заявив, что встречается только с теми, с кем считает нужным. Несчастная женщины выполнила свою функцию и не была больше нужна. Больше Элеонора и Наполеон не виделись.

Иначе обстояло дело с сыном Леоном, на которого не распространилась императорская холодность в отношении его матери. Наполеон часто просил приводить его в Тюильри, любил играть с ним, делал ему дорогие подарки. Казалось, что император не может нарадоваться ребенку, развеявшему сомнения относительно его способности к деторождению. Опекуном сына Наполеон назначил барона де Мовьера, тестя своего личного секретаря Меневаля.

Что же касается отвергнутой императором Элеоноры Денюэль де ля Плэнь, то она развелась с первым мужем, в 1808 году вышла замуж за пехотного офицера Пьера-Филиппа Ожье и уехала с ним в Испанию. Этот ее муж пропал без вести в России в 1812 году, и она обосновалась в Мангейме. Там, в Германии, она нашла себе третьего мужа — баварского графа Карла-Августа фон Люксбурга, с которым они официально оформили свои отношения 23 мая 1814 года.

Теперь Элеонора стала вполне обеспеченной женщиной, и тут же ее первый муж Ревель появился, откуда ни возьмись, прикинувшись обманутой и брошенной жертвой смещенного с трона тирана, и начал шантажировать бывшую жену. Он утверждал, что Наполеон в свое время специально бросил его в тюрьму, чтобы овладеть его женой, и даже подал на нее в суд, но его подмоченная репутация сыграла с ним дурную шутку, и нелепый иск был отвергнут. Двадцать шесть лет супруги фон Люксбург жили в Германии, а затем переехали в Париж, куда Карл-Август был назначен баденским посланником.

Граф фон Люксбург дожил до 1849 года, а Элеонора — до 30 января 1868 года. Она умерла в Париже в возрасте восьмидесяти одного года и была похоронена на кладбище Пер-Лашез.

А после Элеоноры Денюэль де ля Плэнь была польская графиня Мария Валевская, с которой Наполеон познакомился в первый день только что наступившего 1807 года.

Мария Валевская, урожденная графиня Лончиньская, родилась 7 декабря 1789 года (в некоторых источниках — 1786 года) в Кернози, что неподалеку от Ловича.

Мария была дочерью Мацея Лончиньского, и происходила она из знатного, старинного, но обедневшего дворянского рода. Отец ее умер, когда она была еще совсем маленькой. В результате пани Эва Лончиньская (урожденная Заборозская) осталась с семью детьми на руках. Мария была четвертым ребенком в этой многодетной семье. Старше ее были братья Бенедикт-Юзеф, Иероним и Теодор, младше — сестры Гонората, Антонина и Уршуля-Тереза.

* * *

Воспитывалась Мария овдовевшей матерью в разоренном поместье отца, в ветхом особняке, полном летучих мышей. И что удивительно, такое воспитание не только не усыпило в ней великодушных порывов, напротив, они развились сверх всякой меры. Мария росла на редкость страстной натурой, ее впечатлительная душа очень нуждались в упорядоченной системе идей, и она получила их. Дело в том, что семья Лончиньских относилась к числу патриотически настроенных кругов польского общества (старший брат Марии сражался за свободу своей страны под знаменами Костюшко), поэтому с юных лет, когда девочки интересуются только куклами да нарядами, ее уже волновала судьба Польши.

Уже здесь следует отметить, что в ту пору Польша уже много лет как прекратила свое существование. На карте Европы не было такой страны, а то, что раньше ею было, теперь поделили между собой Австрия, Пруссия и Россия. В результате многие польские патриоты предпочли эмиграцию и, как старший брат Марии, предложили свои услуги французской революции. Оставшиеся же вынуждены были подчиниться воле победителей.

Об истории Польши можно было бы рассказывать еще очень долго, но не это является главной целью данной книги. Главное для нас заключается в том, что уже в самом юном возрасте Мария имела возможность слышать разговоры о тяжелой судьбе отчизны и необходимости бороться за ее независимость. По определению историка Фредерика Массона, «ее сердце знало лишь две страсти: религию и родину. Любовь, которую питала она к Богу, уступала по силе лишь любви к отчизне. Это были единственные побудительные начала в ее жизни».

* * *

Привлекательная внешность довольно рано обеспечила Марии восторженных поклонников. В частности, известный писатель Фредерик Скарбек, который мальчиком часто бывал с матерью у соседей в Кернози, говорит в своих воспоминаниях, что в его памяти навсегда остались «редкая красота» и «невыразимая прелесть очарования» пятнадцатилетней Марии Лончиньской.

Франсуаза Трембицкая в «Мемуарах польки» пишет:

«Красота мадам Валевской была поразительной, и следующий факт может это подтвердить. Когда она осматривала памятники Лувра, один солдат, стоявший в карауле, попытался преградить ей выход. Удивленная, она посмотрела на него. „Мадам, — сказал галантный француз, — меня поставили здесь, чтобы я охранял Венеру Милосскую, а не для того, чтобы я позволил ей уйти“».

Другая мемуаристка, знаменитая Анна Потоцкая (урожденная Тышкевич), внучатая племянница польского короля Станислава-Августа Понятовского, личность определенно злоязычная и недоброжелательная по отношению к Марии, в столь же лестных словах рисует ее беглый портрет:

«Она была так восхитительна, что напоминала собой головку Грёза[4]. Ее глаза, рот и зубы были прелестны, ее улыбка была так пленительна, взгляд так кроток, а вся она была так обворожительна, что никто и не замечал неправильности черт ее лица».

Как следствие, очень скоро появился претендент на руку молодой красавицы. Это был граф Анастазий Валевский — богатейший помещик, владелец большого замка в Валевицах, близ Варшавы, но при этом угрюмый почти 70-летний старик, уже успевший два раза овдоветь. По свидетельству Франсуазы Трембицкой, для Марии он «годился в дедушки». Во всяком случае, старший из его внуков был на девять лет старше Марии!