Горячие губы Рорка поднимались все выше, язык дразняще двигался вверх по бедру.

— Любой мог выскользнуть из зала, не только они, — прошептала она, теряя нить рассуждения в приятном забытьи.

— Откуда им было знать, что Кей-Ти на крыше?

— Возможно, убийца назначил ей встречу. Или… — Не отнимая губ, Рорк медленно расстегнул «молнию». — Или она ему. И в состоянии аффекта или воспользовавшись моментом он… Я не могу думать, когда ты так делаешь!

— Значит, придется прервать мыслительный процесс, потому что меня уже не остановить! — Рорк стянул с нее трусики и, не отрывая губ, скользнул пальцами между ее ног. Ева вцепилась в простыни.

— Я все еще в платье.

— Не вся. Ты горячая и влажная. А еще мягкая и гладкая.

Ева содрогнулась от накатившей на нее жаркой волны и застонала от удовольствия. Он провел руками по длинной и стройной спине, осторожно сдвинув наверх сверкающее бриллиантовое колье, потом сжал мускулы на плечах и спустился ниже. Пальцы снова скользнули между бедер, и Ева вскрикнула, словно в ней вспыхнул огонь. Рорк перевернул ее и отбросил расстегнутое платье.

— Ты еще в костюме.

— Тогда помоги мне от него избавиться. — Он склонился и обвел языком вокруг ее соска.

— Ты сводишь меня с ума, — прошептала Ева, тщетно борясь с галстуком.

— Ничего не могу поделать, — ответил он, стягивая пиджак и не переставая ласкать ее грудь. — Ты похожа на прекрасную амазонку, на королеву амазонок. — Рорк слегка укусил ее за шею. — Нагая, пылающая от страсти и сверкающая бриллиантами.

— Я хочу чувствовать тебя внутри, — прошептала она ему прямо в ухо. — Ты такой твердый, такой горячий!

— Я немного занят, погоди, — сказал он, не в силах оторваться от ее груди. — Помоги мне снять рубашку.

Ева рванула тонкую ткань, пуговицы брызнули в разные стороны.

— Ну, можно и так.

— Ведь я королева амазонок! Возьми меня. — Она запустила пальцы ему в волосы, прижалась губами к его губам. — Возьми меня так, будто мы одни на целом свете.

— А мы и есть одни. Только ты и я.

Он немного отстранился, срывая оставшуюся одежду. Глаза Рорка столь же пристально изучали ее тело, как незадолго до этого его руки.

— Когда ты так смотришь, у меня мурашки бегут…

— Ты — моя, — сказал Рорк, и в словах его было нечто большее, чем просто торжество, нечто более глубокое, чем просто страсть. — Ты — моя.

Она протянула руки, прижала его к себе изо всех сил, и он овладел ею так, будто они были одни на целом свете.

Пибоди зевнула, едва не вывихнув челюсть. Выбор завтрака оказался нелегким делом: день следовало начинать со здоровой пищи и ни в коем случае не переедать. А значит, бублики с сыром под запретом. Пожалуй, фруктовый йогурт будет в самый раз. Только йогурт, а не йогурт и бублики вместе.

И ни в коем случае никаких датских булочек с вишней по дороге в управление.

Почему каждое утро она мечтает о булочках? Такое чувство, что от одной мысли о мучном она поправляется минимум на фунт.

— Я буду только фруктовый йогурт, и точка!

Сидевший на крошечной кухоньке Макнаб удивленно оторвал взгляд от миски с «Хрустящими хлебными хлопьями» и ничего не сказал.

Пибоди насыпала в кофе низкокалорийный заменитель сахара и вздохнула: насколько он противнее, чем обычный заменитель, в котором наверняка тьма-тьмущая калорий. Как ни странно, это подняло ей настроение, и она радостно принялась за полезный йогурт и низкокалорийный кофе.

Везет тощему Макнабу — тот поедал «Хрустящие хлебные хлопья» целыми мисками, заливая их литрами соевого молока, и при этом не поправлялся ни на унцию. Жизнь чертовски несправедлива, особенно к тем, у кого метаболизм медленный, как хромая черепаха.

Пибоди отхлебнула кофе и почувствовала: в голове проясняется. Ей нравилось, как солнце заглядывает по утрам в кухонное окно и играет на желтых занавесках, которые она сшила сама. Приятно знать, что навыки, полученные на уроках труда, могут пригодиться в жизни. Она с удовольствием выбрала материал, придумала фасон, раскроила и прострочила занавески на своей швейной машинке. Вышло практично и очень уютно. А уж Макнаба ее рукоделие поразило в самое сердце!

В один прекрасный день она наконец довяжет тот коврик для гостиной, и он ахнет. Макнаба чрезвычайно удивляло ее умение мастерить всякие штуки своими руками, и ей было приятно вдвойне. А еще ей нравилось, что их личные вещи так прекрасно сочетаются и дополняют друг друга в их квартирке. Ее посуда и его пивные бокалы, ее стулья и его стол. Теперь у них все общее.

А еще Пибоди полюбила по утрам вместе завтракать, когда их смены совпадали. Просто сидеть рядом, жевать и болтать обо всем на свете.

Она отпила кофе и вдруг заметила, что Макнаб опустил ложку и молчит.

— Твои три «х» размокнут и перестанут хрустеть, — предупредила она.

— Чего? А, ну да. — Он пожал плечами и отодвинул тарелку. — Я не очень-то голоден.

— И как некоторые умудряются не есть по утрам? — Сама идея пропустить завтрак казалась Пибоди кощунством. — Я просыпаюсь голодная, как волк, и едва сдерживаюсь, чтобы не смести все, что попадется на глаза — иначе точно в дверь не пролезу.

Он промолчал, и Пибоди нахмурилась: Макнаб всегда говорит что-нибудь приятное про ее фигуру. Наверное, он нездоров — сам бледный, глаза красные, под ними темные круги.

— Что с тобой? — Она встревоженно тронула его за руку. — Выглядишь не очень.

— Не выспался.

— Ты заболел? — Пибоди поспешно потрогала его лоб. — Температуры вроде бы нет. Давай заварю тебе специального бабушкиного чая?

— Не стоит. — Он поднял голову и посмотрел ей прямо в глаза. — Пибоди… Делия.

Вот так-так. Он называл ее Делией, когда бывал расстроен, зол или хотел заняться с ней любовью. Вряд ли сейчас он думал о сексе.

— В чем дело? Что случилось?

— Да так, просто… я люблю тебя!

— Я тебя тоже люблю! Сейчас сидела и думала, как здорово завтракать вместе на нашей кухоньке. Встречать новый день вдвоем и…

— Ты хочешь замуж?

Не допей она кофе чуть раньше, Пибоди непременно бы прыснула бы ему в лицо. Вместо этого она судорожно сглотнула.

— Ох ничего себе! — У нее резко пересохло во рту. — Ну да. Когда-нибудь.

— Я хотел сказать, замуж за меня.

— Ну конечно, за тебя, глупыш! За кого же еще? — Она ущипнула его за плечо, но Макнаб даже не улыбнулся. — Сказала ведь, что люблю тебя! Я опять напортачила? Йен… — она тоже называла его по имени только в особых случаях. — Если я тебя обидела…

— Нет-нет, дело не в этом. Как ты насчет того, чтобы пожениться?