Многие авторы, упомянув о существовании информационной теории, считают необходимым указать на ее частный характер. «В психологической литературе, — пишет Я. Рейковский, — можно встретить мнение, что источником эмоций является расхождение между количеством наличной информации и информации, необходимой для решения стоящей перед человеком задачи [Симонов, 1966]. Как следует из рассмотренных здесь данных, такое представление учитывает только некоторые причины возникновения эмоций» [Рейковский, 1979, с. 356]. К сожалению, при самом тщательном изучении книги Я. Рейковского мы не нашли «данных», указывающих на какие-либо причины возникновения эмоций, кроме наличия актуальной потребности и оценки возможности ее удовлетворения.

Иные критики вообще не утруждают себя поиском конкретных примеров. Б. И. Додонов: «…в отличие от П. В. Симонова мы не видим сейчас возможности охватить все эмоции единой “измерительной формулой”. Очевидно, для каждого их класса “формула” должна быть своя» [Додонов, 1978, с. 45]. Какие же именно эмоции не охватываются формулой? Откуда стало «очевидно», что для каждого класса эмоций формула «должна быть» своя? Об этом приходится только гадать. Кстати, почему структурная формула превратилась волей Б. И. Додонова в «измерительную»? И об этом в книге не сказано ни слова.

Когда же критики теории приводят конкретные примеры противоречий между информационной теорией и действительностью, обнаруживается их крайне упрощенное понимание нашей концепции. «Ограниченной нам кажется трактовка роли эмоций П. В. Симоновым, так как в реальной жизни мы то и дело встречаемся с эмоциями, возникающими не только в результате рассогласования между потребностью и возможностью ее удовлетворения, но и с реакциями на собственные действия субъекта (например, радость, вызванная решением трудной задачи)», — пишет Л. В. Путляева [1979, с. 29]. Простите, но возможности удовлетворения потребности прежде всего и главным образом как раз и зависят от собственных действий субъекта. Экспериментально показано, что при регистрации симптомов эмоционального напряжения у членов экипажа самолета и пассажиров, то есть у лиц с одинаковой степенью риска в сложной полетной ситуации, частота сердечных сокращений максимально нарастает у пилота, производящего посадку, от действий которого зависит достижение цели [Rascoe, 1978]. Момент решения трудной задачи характеризуется возрастанием вероятности удовлетворения потребности, что и ведет к положительной эмоции радости в примере, приведенном Л. В. Путляевой.

Очень часто претензии к информационной теории эмоций объясняются произвольным сведением потребностей человека к его так называемым биологическим потребностям, в результате чего информационную теорию начинают третировать как исключительно «биологическую». Примером подобной критики может служить книга С. X. Раппопорта «Искусство и эмоции».

Согласно С. X. Раппопорту, происхождение эмоций человека лежит у Симонова «только в биологической плоскости… Они (эмоции человека), несомненно, определяются потребностями и обстановкой их удовлетворения, однако очень часто это потребности не данного субъекта, а той или иной социальной общности людей — человечества, нации, класса, данного коллектива и т. и…Представляется неубедительной и связь этих эмоций с дефицитом или избытком информации… Как быть со всей сложной и относительно самостоятельной работой психики… куда ее отнести — к контактным или дистанционным взаимодействиям? Как объяснить ее возникновение, развитие, достижение исключительной сложности и богатства? Все эти вопросы нельзя решить, оставаясь на платформе биологических теорий эмоций» [Раппопорт, 1968, с. 101–104].

Нужно ли разъяснять, что потребности общества могут вызвать эмоции у конкретного субъекта, только будучи репрезентированы в системе его собственных индивидуальных потребностей, мотивов, интересов. «“История” не есть какая-то особая личность, которая пользуется человеком как средством для достижения своих целей. История — не что иное, как деятельность преследующего свои цели человека» [К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч. 2-е изд.; т. 2, с. 102]. Именно характер потребностей, в том числе высших, социально детерминированных, духовных, придает эмоциям их качественную специфичность. Нелогично противопоставлять характер потребности, на базе которой возникает та или иная эмоция, универсальному механизму формирования эмоциональных состояний, их зависимости от возможности удовлетворения и т. п.

Выше мы говорили о том, что в зависимости от фактора времени эмоциональная реакция может приобрести черты стремительно развивающегося аффекта или устойчиво сохраняющегося настроения. При контактном взаимодействии с объектом (с пищей, источником боли и т. п.), которое можно продлить или прервать, но уже невозможно предотвратить, эмоция предстает в виде эмоционального тона ощущений. В любом из перечисленных случаев внутренняя организация эмоции остается сходной. Даже боль, по утверждению А. В. Вальдмана и Ю. Д. Игнатова [1976], имеет два компонента: перцептивный, информационный (локализация, характер, модальность, новизна, возможность ослабления), и собственно эмоциональный (степень страдания, переносимость). С этой универсальностью принципа формирования эмоциональных реакций не хочет согласиться Б. Д. Парыгин, для которого информационная теория представляет «…весьма уязвимую, даже просто ошибочную в своей основе концептуальную модель эмоции. Последняя, на наш взгляд, совершенно необоснованно отождествляется с гораздо более сложными психическими образованиями, к каковым относится переживание и в целом психическое состояние, психический настрой человека» [Парыгин, 1971, с. 141]. Что делать, «психическое состояние человека в целом», его «психический настрой», действительно, гораздо тоньше и полнее описываются Толстым и Достоевским, чем психологией чувств.

Многие критики возражают против использования «формулы эмоций», поскольку она не является количественной в строгом смысле. Предвидя такого рода замечания, мы каждый раз подчеркиваем, что наша формула представляет структурную модель, в предельно краткой и наглядной форме демонстрирующую внутреннюю организацию эмоций. Целесообразность такого рода моделей очень хорошо обосновал Б. Ф. Ломов. «Можно выделить несколько подходов использования математики в психологии. Наиболее простым является так называемый дискурсивный подход, который состоит по существу в замене естественного языка математической символикой. Обычный язык часто оказывается недостаточно адекватным, чтобы экономно и четко выразить всю сложность тех или иных развиваемых в науке идей. В этой ситуации символика может заменить длинные рассуждения. Она может служить и своего рода мнемоническим средством — удобным для памяти кодом.

Примером дискурсивного подхода может служить известная “формула” эмоций, предложенная П. В. Симоновым: Э = П (Ис — Ин). Она хорошо выражает основную идею автора, но совершенно непригодна для конкретных расчетов. Автор не раскрывает характера зависимостей, о которых идет речь, и не предлагает мер, позволяющих дать количественную оценку связываемых явлений» [Ломов, 1971, с. 34].