Он решает отправиться в город и разузнать у парня в участке, нет ли каких новостей по той лицензии. Попутно можно заскочить в прачечную, заодно купить себе новую зубную щетку, а также обогреватель, чтоб Мартов коварный холод до Кела не добрался. Выходит из дома, прихватив мусорный мешок с грязной одеждой, дверь запирает.

Дождь вновь окреп, долгие завесы его плещут по лобовому стеклу. Кел ловит себя на том, что высматривает Трея. Несколько миль вверх в горки, как сказала Лена, по такой погоде – прогулка долгая. Но на дороге пусто, лишь попадаются изредка у низких каменных стенок сбившиеся в кучу коровы да рассеяны точками по полям овцы, пасутся себе невозмутимо. Ветви клонятся низко, хлещут бока “паджеро”. Горы под тяжкой пелериной дождя пригашены и призрачны.

Городок Килкарроу старый и уютный, ряды кремовых домиков расходятся от рыночной площади, а с холма открывается вид на поля и вьющуюся реку. Пара тысяч жителей, что, если учесть прилегающие деревни, вместе дает достаточно оживления для магазина хозтоваров и автоматической прачечной. Кел сдает одежду и, накинув капюшон от дождя, отправляется в полицейский участок.

Участок расположен в здании, похожем на крупный сарай, зажатый между двумя домами, выкрашен в белый и опрятно отделан синим. Открыт по нескольку часов в кое-какие дни. В дальней комнате несколько человек по радио обсуждают друг с другом дорожные выбоины. За столом в передней комнате некто в мундире читает местную газетку-маломерку и с подлинной самоотдачей чешет под мышкой.

– День добрый, – говорит Кел, утирая дождь с бороды. – Погодка будь здоров.

– Ой да, мировецки приятный день, – любезно отзывается мундир, откладывая газетку и откидываясь на стуле. На несколько лет моложе Кела, круглолицый, пузо на этапе становления, в целом смотрится отчищенным до блеска целиком и полностью. Кто-то заштопал надорванный карман его рубашки меленькими, прилежными стежками. – Чем могу служить?

– Я подавался на оружейную лицензию пару месяцев назад. Вот оказался в городе, решил проверить, нет ли каких новостей насчет этого.

– В течение трех месяцев после подачи вам должно прийти письмо так или иначе, – сообщает мундир. – Если не придет, значит, вам отказали, официально. Но, само собой, иногда они запаздывают. Даже если вестей никаких, вполне может быть, что все шик. Я б накинул сверху месячишко, прежде чем переживать. Ну или два.

Кел видал этого парня и раньше – в разных воплощениях. Такой сидит в захолустье не потому что бестолочь, или бузотер, или несостоявшийся сыщик и мается от прокисших амбиций, а потому что он тут всем доволен. Ему нравится, что дни у него складываются без спешки и сюрпризов, лица кругом знакомые, а ум, когда пора отправляться к жене и детишкам, безоблачен. Он – тот легавый, каким Кел – в некотором смысле или, возможно, в большинстве их, – к своему сожалению, решил не быть.

– Ну, вряд ли я вправе жаловаться, – говорит Кел. – Когда я еще служил, всю писанину клали в самый низ стопки – и с концами. Не станешь же возиться с чьим-то там собачьим паспортом, если есть настоящая полицейская работа.

Мундир сосредоточивается.

– Вы служили? – переспрашивает он, чтобы убедиться, что все понял правильно. – В смысле, в органах правопорядка?

– Двадцать пять лет. Полиция Чикаго. – Кел широко улыбается и протягивает руку. – Кел Хупер. Рад знакомству.

– Гарда Деннис О’Малли, – говорит мундир, отвечая на рукопожатие. Кел делал ставку на то, что этот мундир не из тех, кто усмотрит в этом попытку мериться хуями, и ставка сыграла: у О’Малли вид искренне восторженный. – Чикаго, а? У вас там небось движни хватает.

– Движни-то хватает – а еще больше писанины, – говорит Кел. – Как везде. У вас тут хорошее место, похоже.

– Я б ни на что не променял, – отзывается О’Малли. По его выговору Кел вычисляет, что О’Малли не из этих краев, но те края от этих отличаются мало: густой, вальяжный ритм – не городской. – Не всякому подойдет, это да, но мне годится.

– Какого сорта дела у вас тут случаются?

– В основном автотранспортное, – поясняет О’Малли. – Ух и горазды же они, падлы, гонять здесь. И пьяными за руль садиться. Трое парняг улетели в канаву – ехали домой из паба, в субботу ночью, у Гортина. Ни один до больницы не дожил.

– Слыхал, да, – говорит Кел. Муж подруги двоюродной сестры Норин – из тех бедолаг. – Сил нет как печально.

– Но это примерно худшее из того, что у нас тут случается, ладно. Других нарушений немного. Мазут воруют время от времени. – В ответ на непонимающий взгляд Кела: – Топочный мазут, из цистерн. И сельхозинвентарь. И наркотиков у нас тут чуток – они, понятно, нынче всюду. Ни в какое сравненье с тем, как у вас там в Чикаго, я б сказал. – Одаряет Кела застенчивой улыбкой.

– У нас навалом ДТП, – говорит Кел, – и наркоты. Сельхозинвентаря воруют мало, правда. – И следом, не успев даже толком собраться это произнести: – В основном я работал по части розыска пропавших людей. Вряд ли у вас тут такого много.

О’Малли смеется.

– Есусе, нет. Я тут двенадцать лет, пропало два человека. Один парень всплыл в реке через несколько дней. Вторая – мала́я, поссорилась с мамашей и удрала в Дублин к двоюродной.

– Ну, теперь понятно, отчего вы это место ни на что не променяете, – говорит Кел. – Но я вроде слыхал, что какой-то парень пропал этой весной. Неверно слыхал?

От этого О’Малли ошарашенно выпрямляется.

– Кто же это будет?

– Брендан какой-то. Редди?

– Редди, которые из Арднакелти?

– Ага.

– А, эти, – говорит О’Малли, вновь расслабляясь в кресле. – Сколько там Брендану?

– Девятнадцать.

– Так и немудрено тогда. И, честно вам сказать, скатертью дорожка.

– Бедовые?

– Ой нет. Шалопуты просто. Бытовуха случалась, но сам-то подался в Англию пару лет тому, и безобразия кончились. Я их знаю, потому что ребятня в школу не ходит. Учительница не хочет защиту детей вызванивать, звонит мне. Я туда еду и толкую с мамашей, нагоняю страху божьего на ребятню насчет интернатов для малолетних. На месяц-другой берутся за ум, а потом снова-здорово.

– Знаю таких, – говорит Кел. Незачем даже спрашивать, почему учительница не звонит в службу защиты прав ребенка ни по какому поводу, пока у детей кости целы, или почему не звонит туда сам О’Малли. Никому не надо, чтоб власти заслали сюда городских пацанов в костюмах – все станет только хуже. Свою рубашку тут носят как можно ближе к телу. – Мамка загнать их в школу не в силах? Или не желает?

О’Малли жмет плечами.

– Она чуток… ну понимаете. Не малахольная или что там, ну. Просто мало на что годная.

– Хм. По-вашему, значит, Брендан не пропал? – спрашивает Кел.

О’Малли фыркает.

– Боже, нет. Молодой парень же. Обрыдло жить в горках с мамашей, сбежал покантоваться на полу у какого-нибудь приятеля в Голуэе или Атлоне, где можно по дискотекам ходить и молоденьких клеить. Все естественно, конечно. А кто сказал, что он пропал?