Трей приходит назавтра. Когда стучится в дверь, Кел гладит на столе одежду. По одному лишь напряженному стуку он чувствует, чего ей стоило так долго не появляться. Трей попросту колотит в дверь, словно главное – радоваться этому грохоту.

– Заходи, – кричит он, выключая утюг из розетки.

Трей осторожно закрывает за собой дверь и протягивает фруктовый кекс. Выглядит она гораздо лучше. На нижней губе все еще здоровенная болячка, но фонарь на глазу посветлел до бледной желтоватой тени, и в целом двигается она не так, будто ребро ей мешает. Кажется, выросла еще на полдюйма.

– Спасибо, – говорит Кел. – Как ты?

– Шик. Нос у вас получше.

– Помаленьку. – Кел кладет кекс на стол, достает из ящика часы. – Я добыл то, что тебе надо.

Протягивает Трей часы. Они чистые – Кел их прокипятил, а потом оставил на ночь на обогревателе. Понимает, что, вероятно, им хана и никакой починки, если только болото не опередило его, но сделать это было необходимо.

Трей переворачивает часы, смотрит на надпись сзади. На руках у нее отметинки, розовые, глянцевитые – там, где отвалились сухие корочки.

– Это братнины часы, – говорит Кел. – Так?

Трей кивает. Дышит так, словно дается это с трудом. Тощая грудь вздымается и опадает.

Кел ждет – вдруг Трей что-то хочет сказать или спросить, но она просто стоит, смотрит на часы.

– Я их вымыл, – говорит он. – Они не ходят, но я найду хорошую часовую мастерскую и выясню, смогут ли они их починить. Но, правда, если хочешь их носить, придется говорить всем, что Брендан их с собой не взял.

Трей кивает. Кел не уверен, что́ из сказанного она услышала.

– Маме можешь выложить как есть, – говорит он. Что б ни вытворила Шила, она имеет право хотя бы на это. – Но больше никому.

Кивает еще раз. Трет большим пальцем оборот корпуса, словно если тереть посильнее, то надпись сжалится и исчезнет.

– Кто уж там вам дал их, – говорит она, – они все равно могли лапшу вешать. Насчет того, что случилось.

– Я видел тело, малая, – бережно говорит Кел. – Увечья совпадают с указанными в моем рапорте.

Он слышит, как Трей со свистом переводит дух.

– Вы как Гарда.

– Я знаю.

– Оттуда это взяли? С его тела?

– Да, – отвечает Кел. Он понятия не имеет, как следует поступить, если она спросит про тело.

Не спрашивает. Говорит:

– Где он?

– Похоронен в горах, – говорит Кел. – Я б не нашел то место, если б даже год искал. Но место хорошее. Тихое. Не видал кладбища спокойнее.

Трей стоит, смотрит на часы в руках. Затем разворачивается и выходит за дверь.

Кел наблюдает за ней в окно, она огибает дом сзади и удаляется в сад и далее через калитку выбирается на заднее поле, продолжает шагать. Кел смотрит ей вслед. Она садится на кромке его леса, спиной к дереву. Куртка сливается с подлеском, различить Трей можно только по красной вспышке худи.

Он достает телефон, пишет эсэмэску Лене. “Щенок еще ищет дом? Малой не помешал бы пес. Она о нем позаботится”.

Проходит несколько минут, Лена отвечает. “Два пристроены. Трей может выбрать из оставшихся”.

Кел пишет: “Можно мы с ней зайдем как-нибудь и посмотрим их? Если тот заморыш еще свободен, я б хотел сойтись с ним поближе, прежде чем забирать домой”.

На этот раз телефон жужжит тут же. “Он больше не заморыш. Объедает вчистую. Надеюсь, вы состоятельный человек. Приходите завтра к вечеру. Буду дома к 3”.

На посиделки в лесу Кел выделяет Трей полчаса. Затем принимается выносить причиндалы для починки бюро в сад, по частям: брезент, само бюро, ящик с инструментами, шпатлевку по дереву, обломки стенки, кисточки и три баночки морилки, купленные в городе. Выносит и кекс: его самого в детстве, когда накрывало эмоциями, всегда одолевал голод. Еще один прекрасный зябкий день, в жидком голубом небе тонкие мазки облаков. Послеобеденное солнце легко лежит по полям.

Кел укладывает бюро и пристально разглядывает проломленную часть. Не так все плохо, как он думал. Решил было, что предстоит все разобрать и заменить заднюю панель, а на самом-то деле, пусть кое-где дерево расщеплено так, что уже не спасти, многие щепки можно вернуть на место и склеить. Бреши останутся небольшие, их сгодится замазать шпатлевкой. Осторожно, стоя на коленях на брезенте, он начинает выбирать неспасаемое. Из остальных обломков вычищает пыль малярной кистью и затем мажет их клеем, один за другим ловко вставляет на свои места. Плечо держит развернутым к лесу.

Вставляет длинную щепу на место и слышит шелест ног по траве.

– Глянь, – говорит Кел, не поднимая взгляда, – по-моему, нормально получается.

– Я думала, мы это разберем и новую стенку поставим, – говорит Трей. У голоса шершавая кромка.

– Да не похоже, что надо, – говорит Кел. – Если хочется что-нибудь разобрать, найдем другое. Мне б еще одно кресло не помешало.

Трей садится на корточки, присмотреться к бюро. Часы она убрала куда-то в карман. А может, выбросила в лесу или закопала, но это вряд ли.

– Хорошо смотрится, – произносит она.

– Вон, – говорит Кел. Показывает на банки с морилкой. – Попробуй вон те на обломках, выбери, какая лучше подойдет. Может, придется смешать, чтоб получилось как надо.

– Тарелка нужна или типа того, – говорит Трей. – Смешивать.

– Старую жестяную возьми.

Трей шагает в дом, возвращается с тарелкой и кружкой воды. Устраивается, скрестив ноги, на брезенте, раскладывает вокруг себя все необходимое и принимается за работу.

Грачи на дереве спокойны, перебрасываются репликами, время от времени взмывая и опускаясь погостить в соседское гнездо. Один тощий грач повисает на ветке вниз головой – глянуть, как мир смотрится из этого положения. Трей смешивает морилки в тарелке, выкрашивает опрятные квадратики на завалявшемся бруске и нумерует их карандашом по какому-то своему принципу. Кел вправляет щепки по местам и сцепляет их между собой. Чуть погодя вскрывает упаковку кекса, они отламывают по куску и усаживаются на траву поесть, слушая, как грачи обмениваются вестями, и глядя, как тени облаков скользят по горным склонам.

Огромен мой долг благодарности Дарли Эндерсону, великолепнейшему литературному агенту, какого можно себе вообразить, и всем в агентстве, особенно Росэнне, Джорджии, Мэри, Кристине и Ребеке; моим потрясающим редакторам Андрее Шульц и Кэти Лофтас, кто посреди пандемии отыскивал время и терпение и умел сосредоточиться, чтобы сделать эту книгу намного лучше; чудесным Бену Петроуну, Нидхи Пьюгалии и всем в “Вайкинг Ю-Эс”; чрезвычайно опытным и чрезвычайно разумным Оливии Мид, Энне Ридли, Джорджии Тейлор, Элли Хадсон и всем в “Вайкинг Ю-Кей”; Сусанне Хальбляйб и всем в “Фишер Верлаг”; Стиву Фишеру в “Эй-пи-эй”; Джессике Райен – за то, что стала моим северокаролинским словарем (все допущенные ошибки мои); Барьбре Ни Хывь – за то, что заполнила пробелы в моем ржавом ирландском (то же самое); Фяргасу О Кохланю – под его присмотром я убивала людей безошибочно; Киаре Консидайн, Клэр Ферраро и Сью Флетчер – за то, что придали всему этому движения; Кристине Йохансен, Алексу Френчу, Сьюзен Коллинз, Нони Стэплтон, Полу и Энне Ньюджент, Уне Монтаг и Кэрен Джиллес – за всегдашнее бесценное сочетание смеха, болтовни, поддержки, творчества и прочего необходимого; Дэвиду Райену – клинически доказано, что он полезен от подагры, ускоряет широкополосный интернет, облегчает похмелье и изгоняет тлю; моей матери Елене Ломбарди; моему отцу Дэвиду Френчу и, как обычно, лучшему мужчине из всех, кто мне знаком, тому, с кем я бы села в любой карантин, – мужу Антони Брятнаху.