— А то вы не знали! Я лично сколько раз сталкивался с этим явлением. Происходит явное охлаждение публики к автору. А вас это удивляет?

— Напротив! То есть удивляет факт, что реакция читателей так похожа на мою. Если честно, такой поддержки я не ожидала.

— Не понимаю я вас, — нахмурился журналист. — Ведь вам же это давно известно, да и вы сами не единожды говорили, что всегда оказывается виноват автор.

Он прав, и я несколько раз утвердительно кивнула.

— Откровенно говоря, если бы сначала я посмотрела некоторые экранизации Агаты Кристи, в руки бы не взяла ее книг. Действительно антиреклама. Впрочем, она сама именно так и оценивала эти кинематографические шедевры. Точно так же обстоит дело с произведениями Мэри Хиггинс Кларк. Счастье еще, что я много читаю и всегда опережаю фильм. А Эва Марш? Маленькая пухленькая блондиночка в роли Агнешки Дигант! Надо же такое отмочить! Интересно, что за кретин подбирал актеров на роли?

— Могу сказать. Разумеется, режиссер.

— Какой режиссер?

— Гениальный постановщик Юлиуш Заморский. Недавно его даже наградили.

Заморский! Тот самый… Пробормотав под нос несколько слов, которые не принято произносить в обществе, я жестом предложила Островскому еще кофе. Он охотно согласился.

— И вы думаете, что именно поэтому она перестала писать? — спросила я, ставя перед гостем чашку.

Островский, уже запустив ложечку в сахарницу, замер, глядя на меня:

— Вы имеете в виду Эву Марш? Интересный вывод. Но мне казалось, вам лучше знать.

— Почему мне…

— Да такое у меня создалось впечатление, что вы с ней как-то связаны. Нет, не то слово. Знакомы. Нет?

— Нет, вы ошибаетесь, я ничего о ней не знаю, но очень хотела бы узнать. И вообще, с чего вы взяли, что я как-то связана с Эвой Марш?

Островский помолчал, помешивая кофе.

— Наверное, от кого-то услышал. Про какие-то кассеты в связи с вашим именем…

Я еще успела подумать, что на телевидении сплетни не разносятся, их рассеивает бешеный вихрь, как вдруг хлопнула входная дверь, и грохот в прихожей заставил нас вскочить с мест. В гостиную со скоростью смерча ворвалась Магда. Не позвонила у калитки, не постучала в дверь! Затормозила, уцепившись обеими руками за буфетную стойку.

Что с ней? Всегда элегантная, ухоженная, с аккуратным макияжем, Магда сейчас не походила на себя: волосы растрепались, макияж размазался. Тяжело дыша она таращилась на нас.

— Магда? Это ты? Что случилось? — тихо спросил Островский.

— Магда? Езус-Мария! Что стряслось?! — дико заорала я.

Магда с трудом попросила:

— Дай мне что-нибудь! Водки, коньяку, что там у тебя найдется? А должна бы ты сама, а не я… Трупы — твое хобби, не мое! Дай же выпить!

Я бросилась к серванту. Под руку попал кальвадос, подходящий, серьезный напиток. Схватив большую коньячную рюмку, я щедро плеснула в нее успокоительной жидкости и преподнесла Магде. Не чванясь, та осушила ее одним махом и протянула мне посуду.

— Я видела машину… Адам меня довезет в случае чего… Надеюсь… Дай еще немного.

Я повторила операцию. Теперь Магда проявила некоторую умеренность. Островский робко снял с ее плеча сумку и усадил в кресло. Магда сделала глубокий вдох и пригладила волосы.

— Говори же! — потребовала я.

— Я сбежала! — сообщила Магда. — Так ужасно выглядело… Ну я и сбежала.

— Откуда сбежала?

— Как — откуда? С телевидения. Подальше от трупа.

Детектив они, что ли, ставят? И переборщили с реализмом? Да ведь Магде уже пора бы и привыкнуть.

— Несмотря ни на что, телевидение все-таки не морг и даже не прозекторская. Откуда там взялся труп?

— Сейчас расскажу. Только имей совесть, могла бы посочувствовать, вместо того чтобы допрос учинять.

Островский предложил Магде рассказать все по порядку. Она затравленно уставилась на него:

— А мы, случаем, не в претензии друг к другу? Что-то мне такое вспоминается…

Смутившись, журналист не очень уверенно ответил — вроде бы нет. После того не слишком удачного ужина в Лодзи…

Нашли время разводить церемонии!

— Теперь уже не в претензии. И вообще, какое это имеет значение? Адам прав, расскажи обо всем по порядку, с самого начала. Итак, ты пошла на телевидение и».

— А ты откуда знаешь, что я пошла туда?

— Раз ты оттуда сбежала, значит, перед этим требовалось туда прийти. Не отвлекайся! Итак, ты пошла на телевидение. На Воронича?

— Да, в студию на Воронича. Из-за тебя отправилась, чтобы поискать там кассеты. По телефону мне ничего не удалось узнать.

— В благодарность в случае чего труп я возьму на себя! — пообещала я.

— Тебе не справиться, он слишком большой. Хотя нет, скорее такой… средний. Но толстый. Жуть!

Слегка вздрогнув, я торопливо налила и себе кальвадоса. Заодно подлила Магде. Кальвадос еще никому не навредил. Островскому пить нельзя, он за рулем.

На всякий случай вопросительно взглянула на журналиста, но он этого не заметил.

— Вот странно, — задумчиво проговорил он. — Не могу припомнить, чтобы хоть раз видел толстый труп.

— А худые трупы ты видел?

— Бывало пару раз…

— Толстые трупы встречаются крайне редко, — со знанием дела заметила я, хотя вовсе так не думала. Может, как раз часто? — Ну, рассказывай, — поторопила я Магду. — Итак, отправилась ты на студию…

Тяжело вздохнув, Магда немного подкрепилась и начала:

— Поговорила там кое с кем, охмурила знакомого охранника и спустилась в архив. Разумеется, посторонним туда вход воспрещен, но код остался старый. Хотя я и боялась: а вдруг установили сигнализацию и сейчас как завоет! Успокоила себя тем, что все равно ничего мне не сделают, ведь я уже там не работаю, уволить меня нельзя.

— Получается, тебе повезло.

— А я как раз начинаю считать, что не повезло. В архив ведет очень крутая и узкая лестница, темнота хоть глаз выколи, я принялась шарить по стенам в поисках выключателя. Ничего не нашла, зажгла зажигалку, а он там лежит! Прямо у меня под ногами. Я сама чуть трупом не свалилась.

Мы с Островским дружным дуэтом выразили ей свое сочувствие. Магда поежилась и потянулась за сигаретой.

— Ведь я чуть не наступила на него! Хорошо, что остановилась, зажигая огонь, а то еще один шаг — и в подвале два трупа. При свете зажигалки рассмотрела, что труп лежал у подножия лестницы, весь в крови. Жуть, не дай бог еще приснится! Лежал он на спине, лицом вверх, и я узнала его!

— Так кто же это был? — Взгляд Островского метнулся к диктофону.