Откуда она узнала? — мелькнула у Кейт первая мысль. Потом она вспомнила фигуру, которую видела в окне дома Холдстока. Ей показалось, что это мужчина, но, должно быть, в окне стояла Жаннет.

Ее обожгло чувство вины. Она кралась за женщиной, которую любила, следила за ней, как коп за преступником. Но она не хотела ей ничего плохого.

— Потому что я беспокоилась о тебе, Жаннет. Ты была не в себе, и я…

— Ты не должна была этого делать.

В ее голосе не было ни гнева, ни угрозы, но в словах таился какой-то скрытый подтекст, от которого руки Кейт покрылись гусиной кожей.

— Я ничего не могла с собой поделать. Я очень беспокоилась о тебе.

— Не стоило. Я в полном порядке. Строго говоря, никогда не чувствовала себя так хорошо.

— Но мы так и не поговорили, и…

— Скоро поговорим, — сказала Жаннет. — Так, как никогда раньше не говорили. Обещаю.

Она повернулась и ушла в кабинет в задней части квартиры.

Кейт последовала за ней.

— А что, если сейчас?

— Нет. Не сейчас. Но скоро.

У дверей кабинета Жаннет остановилась и повернулась к ней.

— Это всего лишь временно. Скоро ты никогда больше не будешь одна и забудешь об одиночестве.

Кейт онемела. Прежде чем она нашлась с ответом, Жаннет закрыла за собой дверь. Кейт услышала, как щелкнул замок — именно этот звук она слышала каждый вечер после того, как Жаннет перебралась из спальни. Горло у нее свел спазм.

Я не буду плакать. Не буду.

Она взрослая женщина, мать двоих детей, опытный врач. Она специалист по разрешению проблем, и уж с этой-то она разберется. Как-нибудь. И обойдется без слез.

Беда в том, что она не может найти подход к этой проблеме. Может, потому, что у нее разбито сердце.

Стоя в центре гостиной, Кейт огляделась. Твердая древесина паркета, восточный ковер, удобная мебель, картины местных художников, купленные на уличных распродажах, — часть из них они покупали вместе. В дальнем конце — кухонька, но все под руками. Маленькая квартира на две спальни, и вторая из них, поменьше, превращена в кабинет и офис, где работала Жаннет, связываясь с Лонг-Айлендом. Она работала на компанию, которая создавала компьютерные программы для обработки данных из таможни. Эту рутинную работу она сопровождала репликами из своего обильного набора шуточек о недоразвитых фигурах и переразвитых мозгах двадцати ее коллег. Она была едва ли не на десяток лет старше, чем большинство из них, и порой признавалась, что часто чувствует себя как наседка в курятнике.

А теперь ее домашний кабинет снова стал спальней. Четыре ночи назад Жаннет перебралась из их общей постели на диванчик в кабинете. Без борьбы — они никогда не воевали, — и Кейт не выразила даже намека на недовольство. Жаннет просто взяла свою подушку и вышла из комнаты. Когда Кейт попросила — точнее умолила — дать объяснение, Жаннет сказала лишь: «Немного погоди. Скоро мы опять будем вместе».

Кейт прошла на кухоньку и увидела, что из-под крышки мусорного ведра высовывается краешек мятого пакета из белой бумаги. Когда она заталкивала его подальше, чтобы закрыть крышку, то увидела красно-желтый фирменный знак «Макдоналдса» и оцепенела.

«Макдоналдс»?

Она вытащила пакет и нашла внутри его коробку из-под биг-мака. У нее замерло сердце. Более чем убедительное доказательство, насколько изменилась Жаннет, которая всю свою взрослую жизнь строго соблюдала вегетарианскую диету. Она даже яйца не ела. А вот теперь…

Кейт прислонилась к стойке. В голове у нее снова всплыли события прошлой недели, и она попыталась найти в них какой-то смысл.

Жаннет вернулась домой из больницы, снова обретя свое веселое и насмешливое настроение. Экспериментальное лечение дало результаты, и она волшебным образом преобразилась. Как приговоренный арестант, которого совершенно неожиданно вывели из камеры смертников.

Но постепенно она начала меняться. На первых порах Кейт ничего не замечала, но сейчас, оглядываясь назад, она вспоминала мелкие начальные приметы постепенного отдаления Жаннет. Она сидела и смотрела в окно вместо того, чтобы отпускать привычные ехидные комментарии по поводу газетных статей; постепенно она вообще перестала заглядывать в газеты, перестала слушать музыку, потеряла интерес к телевидению. Она было сказала, что хочет использовать отпуск по болезни для работы над своим любимым проектом по созданию базы данных на лазерных дисках — но с каждым днем проводила все меньше и меньше времени за своим компьютером и перестала даже упоминать о своих планах работы в «Интерактиве», компании, куда она надеялась попасть.

Молчание. От него у Кейт пошли мурашки по коже, потому что их маленькая квартира всегда была полна звуками жизни: музыка, голоса из телевизора, звучание клипов в компьютере — мешанина сообщений массмедиа и их постоянной болтовни. В свои тридцать восемь лет Жаннет так и была псевдоактивной лесбиянкой, которой она стала в подростковом возрасте; Кейт же продолжала оставаться сорокачетырехлетней матерью из среднего класса, которая все еще не была готова полностью раскрыться. Эти столь разные перспективы были поводом для оживленных дискуссий, которые они могли вести часами.

Еще недавно.

И еда. Когда бы Кейт ни возвращалась из Трентона, что случалось каждый второй уик-энд, они всегда бросали все дела и спешили домой, чтобы соорудить по крайней мере один настоящий обед. Но сейчас Жаннет потеряла интерес к готовке, оставив ее Кейт. Не то что Кейт была против — ведь она бывала здесь и для того, чтобы оказывать любую помощь, — но Жаннет могла бы проявить хоть какой-то интерес к еде. Она съедала большие порции, но, похоже, не обращала внимания на содержимое тарелки. И к домашним блюдам, и к макаронам с сыром из коробки она относилась с одинаковым равнодушием.

А затем Жаннет начала исчезать — без слова объяснения, даже не прощаясь.

Кейт вздохнула. Она чувствовала полную беспомощность, к которой не привыкла. Странное чужое чувство…

Отчужденность… именно такой и становилась Жаннет. Словно сюжет из «Секретных материалов» или «Сумеречной зоны». Казалось, что Жаннет превращается в какого-то другого человека, который тайком прокрадывается на молитвенные собрания… или что там происходит.

А сегодня вечером нереальность происходящего окончательно завершилась появлением странной женщины, вручившей Кейт номер телефона, который, как оказалось, принадлежал ее брату.

Джек… он тоже стал каким-то другим, непонятным.

Весь ли мир сходит с ума или только она одна?

Но по крайней мере, она все же узнала брата. Что-то от прежнего Джека, каким она его помнила, все же оставалось и в новом Джеке. Как бы ей хотелось сказать то же самое и о Жаннет. И, несмотря на все перемены, ей очень понравилась личность нового Джека — в нем появилось что-то надежное и уверенное. Она почувствовала, что мальчик, которого она знала, стал настоящим мужчиной, который делает то, что должен делать, отвечает за свои слова и не отступает от них… у него оставались все эти старомодные добродетели, которые в этом городе, в это время могли показаться банальными и ненужными сентиментальностями.