В таком роде шла его речь о надвигающихся событиях. Видимо, что А.И. тревожился за будущее и стремился помочь, поправить создавшееся положение. Спиридович понимал опасность надвигающейся революции. Он знал революционных деятелей.

На следующий день он хотел быть у генерала Воейкова и передать ему свои соображения о современных событиях, но я сказал ему, что завтра, т. е. 22-го февраля, Государь уезжает в Ставку, и надо торопиться повидать Дворцового Коменданта: А. И. Спиридович уехал от меня и сказал, что попытается тотчас же снестись по телефону с Дворкомом (сокращенное Дворц. Комендант).

Беседа с А. И. Спиридовичем оставила на меня сильное впечатление. Я знал, что лучше А.И. никто не может оценить действительную опасность надвигающегося революционного движения, и ужаснулся той картине, которую он мне нарисовал.

Насколько я знал, генерал Спиридович едва успел переговорить с Воейковым, так как тот был очень занят, да и не встретил в Дворцовом Коменданте особо сочувственного отношения к тому, что сообщил ему бывший его подчиненный, ведавший политическим розыском и охранявший Царский Дом в течение десяти лет.

На следующий день – 22-го февраля – мы, действительно, вместе с Его Величеством отправились в Ставку{43}.

Заканчивая свои воспоминания о последних днях перед переворотом и разразившейся Февральской революцией, я считаю необходимым посвятить несколько слов памяти Государыни Александры Федоровны.

Личные мои отношения к Императрице Александре Феодоровне начались с 1901-го года, когда я приступил к изданию народной газеты{44} и доставил свои первые номера (через секретаря Государыни графа Ламздорфа{45}) Ее Величеству на просмотр.

Императрица очень внимательно отнеслась к газете и через некоторое время пожелала меня видеть.

Государыня, в то время еще очень молодая, красивая женщина, удивила меня тем, насколько она вдумчиво относилась к задачам народной газеты в России. Помню Ее слова:

– «Русский народ, живущий так разбросано, при плохих путях сообщения, при суровости климата, мешающего свободе переездов, – так нуждается в органе простом, патриотическом и религиозном. Народ нуждается в просвещении и нравственном воспитании».

Затем все минувшие двадцать лет Императрица всегда сочувственно относилась ко всем изданиям для народа; любила очень наглядные школьные пособия и мои издания: «Россия в картинках», «Картины Родины», «Сельскохозяйственные таблицы» и пр. – всегда встречали милостивое, дружеское отношение Царицы, которая часто повторяла, что Она любит народные издания и Ей нравится русский язык, русская речь.

Императрица скоро научилась прекрасно говорить по-русски и писала красиво, вполне владея литературным слогом.

Привязанность Государыни к нашей Православной Вере была глубоко искренна и сердечна.

Все ходатайства о помощи кому-либо встречались всегда Императрицей с редкой отзывчивостью, и очень много любви к народу было в этих заботах Царицы о деревенских делах.

Когда мне приходилось беседовать с Александрой Федоровной{46}, я всегда уходил от Императрицы с полным убеждением, что это не только высокообразованная, чуткая женщина, но человек, полюбивший глубоко Россию и ее Народ, и желающая сделать для него много добра.

Знают ли многие, что Александра Федоровна серьезно интересовалась земельным вопросом России и Ей не чужда была мысль о принудительном (в некоторых случаях) отчуждении земель для наделения ими крестьян. Пройдет время, и справедливая оценка скажет о Русской Императрице Александре Федоровне много хорошего.

Эта женщина – чудная мать, верная жена, прекрасный, твердый не переменчивый друг, глубокая православная христианка, с мистическим оттенком. Ее, может быть, серьезное уважение и даже поклонение Распутину – надо объяснить тем, что ее сильное религиозное чувство видело в нем не то, что было, а то, что она искала своей измученной душой, суеверный страх которой заставлял хвататься за Распутина, как за спасителя от бед для Семьи и Родины.

Чувство величайшего уважения, почтения и преданности к Царице Александре Федоровне испытывал всякий, кто имел высокую честь узнать Ее ближе.

Императрице обычно ставят в вину, что своим влиянием Она мешала нормальному течению государственных дел; что Она, как говорилось, «путалась» во все распоряжения Государя и Его Величество будто бы смотрел на все Ее глазами. Мне кажется, в этих обвинениях есть значительное преувеличение. Долгие годы Императрица стояла совершенно в стороне от государственных вопросов и всецело жила только семейными интересами и делами благотворительности.

Но настали смутные тяжелые годы, когда не только Царская Семья не могла жить спокойно, но когда сама жизнь Государя и Наследника подвергалась опасностям. А сколько было ложных тревог. Каково все это было переносить серьезной, умной, любящей жене и матери. Надо быть совершенно без души, ума и сердца, чтобы не задуматься над всем тем, что совершалось в России последние годы. Надо было быть совсем неумным человеком, чтобы не стать ближе к мужу-Государю и не разделять с Ним всю эту государственную тревогу.

Надо беспристрастно разобрать эти отношения и понять их сущность, а не произносить обвинения с чужого голоса и по преимуществу тех людей, которые сеяли в обществе смуту и недоверие к Царскому Дому.

Русское общество, к глубокому своему несчастью, не поняло, что надо уметь простить, может быть, некоторые промахи, погрешности, дабы сохранить неприкосновенность, святость Царской Фамилии во имя величайших интересов Родины.