Тюрьма оказалась роскошнее, чем дом Тангейзера, – целая квартира с гостиной, кабинетом и спальней. У короля были причины для ареста многих знатных людей. Одни отправлялись отсюда на эшафот, других отпускали, возвращая им высокие должности. Самого Колиньи один раз приговорили к смертной казни, прежде чем он добился благоволения короля. Нет смысла озлоблять врага, который однажды может стать союзником, бросая его в темницу вместе с чернью. Таков естественный порядок вещей.

Уже стемнело, и комнату освещали свечи. Матиас обнаружил кувшин с водой и таз. Утолив жажду, он смыл с рук кровь. Рано или поздно объявится тот, кто все это спланировал. А пока нет смысла гадать, кто это такой. Тангейзер очень переживал за Карлу, но до сих пор ей удавалось справляться без него – по крайней мере, он на это надеялся. В кабинете на письменном столе нашлись бумага, перо, чернила и воск. Единственный человек, которому можно хоть немного доверять, – это Гузман. Иоаннит сомневался, что его испанский друг умеет читать, но если волею судьбы письмо попадет ему в руки, он попросит кого-нибудь прочесть. Поразмыслив, Матиас написал записку на итальянском и на французском:

«Гузман, дружище, меня арестовали и заперли на втором этаже восточного крыла. Освободи меня как можно скорее. Буду твоим должником. Твой брат из Кастильского бастиона – Тангейзер».

Он запечатал записку воском, а на внешней стороне написал: «Альберу де Гонди, герцогу де Рецу».

Немногие отважатся вскрыть печать, если письмо предназначено Рецу. Тем лучше.

Затем госпитальер опять подумал о жене. Не следовало ему отправляться в Северную Африку в такие неспокойные времена! Но неужели из-за ребенка земля должна остановить свое вращение? Матиас плохо помнил, как Малыш Кристьен объяснял дорогу к дому Карлы. Он попросил Грегуара напомнить ему описание дороги, но мальчик не присутствовал при том разговоре. Виселицы, церковь, пчелы… Симона, вдова гугенота-подстрекателя, – все это спуталось у рыцаря в голове.

– Грегуар, где находятся виселицы? – спросил он слугу.

– На Гревской площади, сударь.

Гревская площадь. А от нее на север на Рю-дю-Тампль. Он все вспомнил! Красивый дом с двумя фасадами. Три пчелы над дверью. На западной стороне улицы. Симона д’Обре. Иоаннит записал все на листе бумаги, после чего с облегчением отложил перо.

– Грегуар, у меня для тебя поручение, достойное Геркулеса, – позвал он своего лакея.

– Геркулеса?

– Героя огромной силы и храбрости.

– Я не очень сильный.

– В данном случае требуется храбрость, а ее у тебя в избытке. Готов?

– Да.

Мальчик снова надел башмаки. Тангейзер заправил ему рубаху в штаны и разгладил все складки. Потом он вымыл ему лицо и пригладил волосы влажным шейным шарфом. На пажа герцога Анжуйского парень, конечно, и теперь не похож, но и за попрошайку с улицы его тоже не примут.

– Помнишь Гузмана, большого испанца, который ехал на запятках кареты?

Грегуар кивнул.

– Мне нужно, чтобы ты его нашел и передал это письмо. Приведи Гузмана сюда, и он меня освободит.

Тангейзер протянул записку, и ребенок взял ее с таким почтением, словно это была частица Креста Господня.

– Ты должен идти по коридорам с таким видом, будто делаешь это каждый день. Держи письмо перед собой – вот так. Если тебя кто-то остановит, покажи ему имя, написанное снаружи. Рец – очень влиятельный человек, и я надеюсь, никто не захочет вмешиваться в его дела. Если тебе начнут задавать вопросы, читай «Аве Мария».

– «Аве Мария»? Молитву Богородице?

– Совершенно верно. Как можно громче и выразительнее. – Вряд ли собеседник поймет хотя бы слово, был уверен Матиас. – Помнишь первое роскошное здание, через которое мы входили?

– Там, где люди с собаками на шее?

– Да. Это Павильон короля. Скорее всего, именно там находится Рец – наверху, совещается с королем, – и там ты найдешь Гузмана, если вообще его разыщешь.

– Я его найду.

– Если не выйдет, не думай, что подвел меня.

– Я вас не подведу.

– Хороший мальчик.

Заключенный вызвал стражника, дернув за цепочку рядом с массивной дверью – другой конец этой цепочки был прикреплен к колокольчику.

– У моего пажа срочное сообщение для Альбера де Гонди, герцога де Реца.

Стражник хмуро посмотрел на Грегуара, который держал письмо, словно талисман.

– Назови свое имя, – сказал Тангейзер. – Сегодня днем я виделся с Рецем. У него вспыльчивый характер.

Подобно всем низшим чинам, стражник уважал туманные намеки.

– Я прослежу, чтобы вашего пажа немедленно пропустили, – пообещал он.

Иоаннит сунул ему серебряный франк и махнул Грегуару, чтобы тот следовал за стражником.

– Удачи, парень.

Юный лакей поклонился. Дверь за ним закрылась, и в замке́ повернулся ключ.

В спальне было темно. Свечи, горевшие в гостиной, позволяли разглядеть кровать. Тангейзер так устал, что почти обрадовался тюремному заключению. Он отстегнул оружие, снял камзол, лег на кровать и уснул.

Карла проснулась третий раз за ночь и, вздохнув, потянулась за ночным горшком. Луна сияла так ярко, что ее свет можно было перепутать с занимающейся зарей. Как обычно, болела поясница, ребра и много чего другого, зато боль, иногда отдававшая в ногу, утихла. Графиня де Ла Пенотье прижала ладонь к животу, в котором спал ребенок. Ей не хотелось еще раз его будить.

Она не сомневалась, что вынашивает сына. Повороты и толчки малыша – нетерпение поскорее выйти в большой мир – казались ей чисто мужскими. Она подумала о Матиасе, в сотый раз за день, и улыбнулась. Мальчик это или девочка, но ребенок унаследовал характер ее мужа. Женщина представляла их обоих, отца и ребенка, связанных через нее. Эти мысли помогали ей рассеивать грусть. Помогали переносить отсутствие Матиаса. Помогали сохранять его живой образ в сердце до того дня, когда она снова окажется в его объятиях, в его полной власти.

Карла отбросила простыню, влажную от пота, спустила ноги с кровати и с трудом села. Она привыкла считать себя сильной, но в последнее время вес ребенка казался ей огромным – как и выпирающий живот. Графиня не переставала удивляться изменениям, которые происходили с ее телом. Подтянув ночную рубашку вверх, она сунула ладонь под грудь, которая тоже заметно увеличилась. По ее подсчетам, шла тридцать восьмая неделя беременности. Опираясь на руки, Карла присела рядом с кроватью. Положение на корточках было одним из немногих, в которых ей было удобно. Потом женщина подвинула под себя ночной горшок и облегчилась. Мочи было немного. Наверное, через час придется снова вставать. Ей рассказывали, что некоторые женщины наслаждаются беременностью, но Карла не принадлежала к их числу.